— Давно хотел спросить... — нарушил
Волдо давящую тишину, разбавляемую лишь цокотом копыт да скрипом
телеги.
— Ну?
— Что у вас с глазами?
— Если коротко — они жёлтые и
светятся.
— Да, — ощерился Волдо, — я замети.
Но почему?
— Как рассказывал один знающий
товарищ, дело в тапетуме. Он отражает свет. Так что ничего
демонического. Прости, если разочаровал.
— Думаю, будет лучше...
— ...не зыркать ими почём зря. Да, я
в курсе. Человек везде человек — пугливая ксенофобная тварь, в
большинстве своём. Не имел в виду тебя лично.
— Хорошо. А что будем делать с
Красавчиком?
— Посидит в телеге. Он нажрался на
неделю, так что без труда прикинется ветошью. Лишь бы чужие лошади
его не учуяли. Верно говорю? — пихнул я замаскированного под тюк
питомца. — Эй. Заснул что ли?
Из-под дерюги раздалось нарочито
возмущённое рычание.
— Не желаешь говорить?
— Он с этим свыкнется, — заверил
Волдо. — Дайте ему время.
Постоялый двор представлял собой
длинное трёхэтажное здание с двускатной черепичной крышей и носил
звучное имя «Хромая гусыня». Нижний этаж почти целиком занимали
стойла, а оставшуюся площадь — небольшой холл с полукруглой
конструкцией, напоминающей барную стойку, и расположившийся за ней
упитанный индивид весьма отталкивающей наружности. Кругломордый,
румяный и прямо-таки пышущий здоровьем он явно диссонировал с
царящими вокруг мрачностью и декадансом, что вызвало у меня чувство
неприятного дежавю.
— Приветствую вас в лучшем заведении
Шафбурга! — фальцетом пропел кругломордый и всплеснул пухлыми
ручонками. — Желаете комнату?
— Да, — кивнул Волдо. — С двумя
кроватями.
— Нет ничего проще! С вас четыре
кроны, плюс ещё одну, если желаете определить на постой лошадь.
— Пять крон, — пихнул меня локтем
Волдо, пока я разглядывал интерьер, украшенный искусно
таксидермированной головой зверюги, похожей на слишком большую
росомаху.
— А? Вот, отсчитай, и с телегой
разберись, — передал я ему кошель с чужеземной валютой и обратился
к хозяину заведения, указывая на трофей: — Сам добыл?
— Да, — не без гордости ответил тот,
подбоченясь. — Не один, конечно. Но последняя пика была моя. Эх,
молодость-молодость. Чудесная пора безумств и риска. Вы
согласны?
— Даже не знаю. Я такой хернёй до сих
пор маюсь.
— О! Охотник?
— Да. Когда не занят торговлей.
— Весьма необычно. И каков ваш лучший
трофей?