Лёгкие волны шлёпали по борту
«Альбатроса», чудесно дополняя картину проплывающих справа руин
населённого пункта с романтичным названием «Память Парижской
Коммуны». Я сидел на капитанском мостике, левой рукой поглаживая
ППК-20 в избыточно богатом обвесе, а правой — прощупывая искусно
резанные грани хрустального стакана, наполненного бухлом чуть
дешевле моей головы в её лучшие годы.
— Знаете, Кол, — пригубил
сорокаградусного нектара сидящий по соседству дорогой гость, —
иногда мне кажется, что мы живём неправильно.
— Насколько неправильно? — спросил я,
чуть заплетающимся языком.
— А разве степень важна?
— Только она и важна во всём.
— Отчего же?
— Представьте, вас поймали кредиторы
и собираются запихать в жопу раскалённую кочергу. Обстоятельства
пренеприятные, безотносительно контекста. Но скажите, будет ли
важно для вас, насколько глубоко кредиторы планируют запихать ту
кочергу?
— Пожалуй, да, — кивнул мой гость
после некоторого раздумья.
— Вот видите, сам факт нахождения
кочерги в жопе мало о чём говорит, но степень её погружения может
изменить ситуацию самым драматичным образом. Так, возвращаясь к
затронутой проблематике, насколько неправильно мы живём, по вашему
мнению?
— Видите ту деревушку? — указал гость
на левый берег. — Лет десять назад она была жива. Знаете, почему
обезлюдела?
— Поведайте.
— Я закрыл лесопилку рядом. Она была
единственным источником дохода этих людей. Им ничего не осталось,
кроме как бросить свои дома и отправиться на поиски другого
заработка. И я сделал это не из-за убыточности лесопилки. Просто,
дорогу слишком часто размывало, и управляющий утомил меня
прошениями о засыпке ям гравием. Там жило не меньше дюжины семей.
Семей. Понимаете? И... — щёлкнул он пальцами. — Я принял такое
решение за секунду. Что вы думаете об этом?
— Думаю, эти избы можно было бы
разобрать и вывезти на продажу.
Гость, замерев, вперился в меня
округляющимися глазами, после чего взорвался хохотом и звонко
приложился своим стаканом о мой:
— Дьявол вас подери! Эти деньги
потрачены не зря!
— О, Анюта, душа моя, — приобнял я за
бедро жгучую брюнетку, принёсшую нам полный графин взамен
опорожнённого, — развлеки гостя, пока я не утомил его окончательно
своей стариковской болтовнёй.
— Кол, — поднялся тот из кресла,
разводя руки, — как можно? Ваша компания — величайшая радость для
меня. Но... — схватил он Аню за упругую задницу и плотоядно
ощерился, — Всё же, всё же, всё же! — После чего удалился с
мостика, шаркая непослушными ногами вслед за роскошной самкой.
