Ну. Зато быстро.
Лира возмущённо фыркнула паромщику в
лицо и сердито сошла на берег. К моему удивлению, Серегер тоже
пошёл с нами. Усиление. Страхуется барон.
На подъезде к ИТК Хризопраз, как я её
для себя иронически называла, мы были встречены бодрым тюканьем
топоров. Хотя, нет. Не бодрым. Истерическим каким-то тюканьем.
Так-так, похвально, конечно, что люди в семь утра уже трудятся на
благо светлого будущего или как там... Но вот не хотелось бы, чтоб
они тут дружно кукухой поехали.
Всё прояснилось, как только мужиики
перестали молотить топорами, чтобы поздороваться. Ужас-то какой,
ровно привидение воет.
– Ну, рассказывайте.
Рассказ вышел коротким. Интереснее
были сопровождающие его чувства. Первым слоем шла досада на
Петрашенок: что, прикрываясь остальными, хотели сбежать одни и
никому не сказались. Вторым – облегчение: не знали – вот и хорошо,
и голову в петлю не сунули, ещё бы живыми остаться – ваще зашибись
карта ляжет.
Баба продолжала выть.
– Поехали. Разбираться будем.
Разбираться – это я так, конечно,
сказала. Без разборок всё ясно как белый день. Тела прибрать надо
да бабу эту успокоить. Ну и, конечно, всем провести внушение. Хотя,
по-моему, они тут и так все до усрачки перепуганные.
Дороги дальше деревни не было.
Носилок тоже не было. Зато слышнее стало завывание. Капец.
– Волокуши рубите, живее. Да кладите
детей. Хотите – можете на руках нести, дело ваше. Догоняйте, я пока
с этой разберусь.
Два десятка детей да почти вдвое
больше взрослых. «Кто ж их хоронить-то будет?» – эта фраза была
актуальна как никогда.
Мы бодрой рысью выдвинулись к месту
ночной трагедии. Ну правда, сил уже не было слушать, как она
воет.
Как унять боль, когда близкие умерли
все? Да никак. Не превратить же человека в чурбан бесчувственный.
Но не дать скатиться в лабиринты безумия – можно. И целительный
сон, часов на шестнадцать. Проснётся – конечно, будет грустить. Не
то слово, горевать будет и плакать. Но в петлю уже не полезет и с
ума не сойдёт. И даже будет слышать, что ей говорят окружающие.
Убрала молоко в грудях, чтоб не
прибывало. Ну и седину ей оставила только пару тонких прядок.
Нечего такой старухой ходить, по нашим нынешним временам это прямо
жутко, фу.
– Матушка кельда, – Серегер,
прищурясь, оглядывал спускающуюся к рекеполоску земли, по которой
валялись тела, скрюченные предсмертными судорогами, – Хоронить-то
как будем?