Азартное занятие это метание, скажу я
вам.
Нифредил подошёл ко мне и сел рядом
на лавочку.
– Ну, рассказывай.
– Идём по плану! – бодро отрапортовал
эльф, – Сейчас Наська придёт, оставлю с ней, читать-рисовать. Я со
своими за брусникой.
Имелся в виду Нифредиловский отряд
рейнджерят, конечно же.
– Знаете что, ребята... – брат с
сестрой пытались по очереди сбить последнюю мишень уже, наверное, в
сто тридцать второй раз... – Слушай, ты уж сильно-то сложные задачи
им не ставь...
– Да что вы, матушка кельда... Ну,
вот видите!
Наташа с Серёгой радостно заскакали
по площадке, вопя «ура!» в два голоса.
– Ага, вижу. Так вот, езжайте-ка вы
все вместе за брусникой. Физуха восстановилась, агрессии нет. Речь
тоже более-менее...
Шепелявость, на самом деле, осталась,
но это уже можно было терпеть; сейчас Серёга разговаривал примерно
как карманник Кирпич из «Места встречи...»
Таким образом, вторая половина дня у
меня освободилась, и я с чистым сердцем пошла к Элин. Проект у швей
был интересный, с привлечением рунников, и у меня было внутреннее
ощущение, что моя подпитка будет нелишней. И просидела я бы там
тихо-мирно до вечера, если бы в раскрытые окна (тепло у нас пока)
не начали доноситься странные звуки. Вот знаете: бывает так,
слышишь что-то невнятное, издалека – и не понятно: что, и явно
что-то не так.
Девчонки в мастерской начали
переглядываться. Я высунулась в окно.
– Слушайте, по-моему у детей что-то?
Схожу я, девочки.
ЛЕЙЛА. ОПЯТЬ!
У Лейлы была истерика.
Нет, неправильно. Истерика – дело
простое, поправимое парой пощёчин.
Лейла сломалась. Снова.
Сперва всё было нормально, она помыла
полы в детской столовой, потом довольно долго что-то помогала на
кухне, а потом дети пошли на прогулку, и её отправили вынести
чайники с водой для питья на игровые площадки.
Она, конечно, сильно вытянулась за
год, но лицо – лицо изменилось очень мало. И младший брат узнал её
мгновенно и закричал:
– Лейла! Ты пришла за мной!
Что за спусковой крючок нажала эта
фраза? Видимо, это были слова, которые она страстно хотела
выкрикнуть сама – целый год, пока не поняла, что за ней никто не
придёт. И теперь они рыдали вдвоём, причитая что-то по-своему, и не
могли остановиться. Ещё восемь Петрашенок, увидев наконец родное
взрослое (по их понятиям) лицо, обступили ревущую пару и
присоединились к концерту. Вокруг топтались растерянные
воспитатели, кто-то привёл с прачки трёх цыганок в мокрых фартуках,
они пытались уговаривать сразу всех, но толку было мало.