– Алексей Александрович, неужели вы снова вернулись в наше
славное заведение? – обратился ко мне полный мужчина с широким
добродушным лицом и козлиной бородкой. Он тоже носил медальон. –
Рад, что вы наконец-то поправились.
Я подошёл и вручил письмо и медицинское заключение, мужчина взял
их и, нацепив пенсне, пробежал глазами.
– Ну что ж, Алексей Александрович, – он отложил бумаги и снял
пенсне. – В класс мы вас вернём, разумеется, учёбу можно продолжить
с сегодняшнего дня. Готовы дальше грызть гранит науки?
– Всегда готов, – ответил я.
– Рад слышать. Ну теперь осталось только подыскать вам свободную
койку, – инспектор поднялся. – Пойдёмте, не будем терять время.
Я подхватил портфель, чемодан и шпагу и последовал за ним.
Едва мы покинули кабинет, как мимо прошла компания ребят. Они
поздоровались с инспектором, которого, как оказалось, звали Пётр
Семёнович. Моё внимание привлёк крупный белобрысый гимназист со
шрамами от ожога на подбородке и левой щеке. Мы встретились с ним
взглядом, и у меня возникло крайне неприятное чувство. Из глубины
души поднялась злоба. Я ненавидел этого парня, хотя и не мог
понять, за что.
Причина могла быть только одна: белобрысый был среди тех
ушлёпков, которые покалечили Алексея.
Мы шли по длинному коридору, с одной стороны были окна, ведущие
во двор, а с другой – двери классов. Поворот, скрипучая деревянная
дверь, несколько ступенек вниз, ещё поворот, и вот мы оказались в
очередном коридоре – на этот раз плохо освещённом и мрачном.
Все двери тут были распахнуты, и сквозь них виднелись помещения
со множеством кроватей. Место это напоминало скорее казарму, нежели
общежитие.
– Ваша прежняя койка, к сожалению, занята, – уведомил меня Пётр
Семёнович, – придётся вам обживаться на новом месте.
Мы прошли в конец коридора и свернули в крайнюю комнату. Она
была поменьше остальных. По периметру стояли восемь кроватей, а в
центре – четыре стола, сдвинутые друг к другу. В изголовье каждой
кровати находился шкафчик.
В соседнюю комнату вела ещё одна открытая дверь. Высокие потолки
и белые стены, лишённые какого-либо декора, навевали атмосферу
больничной палаты. Было холодно, воздух казался сырым. Печка
отсутствовала, но у стены стоял большой деревянный ящик, закрытый
изразцовой металлической пластиной. От него шло тепло, которого
явно не хватало для обогрева всего помещения. Дома у меня тоже
топили не жарко, но там без сюртука я не мёрз, а тут – хоть шинель
не снимай.