Школа была здесь.
А
мой наставник, похоже, прошёл все возможные
университеты.
Нельзя сказать, что он был мной доволен — я
неимоверно тупил, не знал ни одного оружия, дважды собирался
использовать причудливые пушки так, что убил бы и себя, и его. Тут
ведь не держали холостых патронов или тренировочного оружия, всё
было всерьёз.
Но
тем не менее я удостоился похвалы за быструю реакцию и хороший
прицел, после чего поймал себя на мысли, что очень этим
горд.
Неужели у меня начала ехать крыша? И я скоро
стану таким же, как остальные Изменённые — вполне довольным судьбой
и полным решимости сражаться за Инсеков?
Хотя сам Ана не выглядел образцовым воином,
рвущимся в бой. Нет, на осторожного ветерана, пристроившегося на
спокойное местечко и обучающего молодёжь, он тоже не походил. Но
какая-то усталость и презрение ко всему в нём были. Если бы я не
знал, что он мой ровесник — решил бы, что старшему стражу лет сорок
как минимум.
С
другой стороны, Изменённые взрослели очень быстро. Куколки уже
через несколько дней переставали вести себя как дети — немногие
исключения, вроде Наськи, только подтверждали правило. Наверное,
дело было даже не в мутациях тела и не в уроках, на которых их
учили воевать. Само общение с коллективным разумом Гнезда
старит.
Точнее, вначале взрослит. А потом, конечно
же, старит.
Местная «Школа» в этом отношении была ещё
серьёзнее. Я не разговаривал с ней так, как с земным Гнездом перед
вторым Призывом, но мне казалось, что если бы я оказался в
виртуальном пространстве наедине с сознаниями прошедших через неё
солдат — то увидел бы мрачных, покрытых шрамами мужиков и усталых
женщин с безжалостными глазами.
Тут хочешь не хочешь, а
постареешь.
А
ведь на планетах, где Изменённые служат, есть ещё и местные Гнёзда
— не знаю уж, как их там называют. И в них отпечатки разума тех,
кто уже воевал по-настоящему, терял друзей и убивал врагов. Через
такое пройти — мало не покажется.
—
Ты побывал во многих мирах? — спросил я Ану, когда мы устроили
очередной перерыв. Солнце взошло, но короткий местный год уже
повернул к зиме и на улице стоял конкретный дубак, градусов
двадцать-двадцать пять ниже нуля. Так что мы зашли в купол и ели
там.
—
Служил на шестнадцати, не считая Саельма и Земли, — ответил
Ана.
—
Это много, — предположил я.