В его взгляде читалась такая нежность, такая щемящая душу преданность, что Люда на секунду в себе усомнилась. Неужели он и вправду настолько влюблен, что не может без нее жить? Может ли это быть правдой?
— Хочу, чтобы вы оставили меня в покое, — призналась она. — Это мое единственное желание.
— Единственное, которое я выполнить не в силах, — вздохнул Руслан.
В следующую секунду его губы с таким напором вжались в ее рот, что она едва не задохнулась. Не то от гнева на босса, не то от собственной реакции на его поступок. По телу ее прокатила такая волна восторга, что она непроизвольно разомкнула губы.
Этого мгновения Руслан только и ждал. Как часто ему представлялось, что они останутся наедине — так близко как сейчас. Он мечтал обнять эту строптивую и такую прекрасную девушку. Почувствовать ее вкус, вдохнуть ее запах.
Его твердый и влажный язык проник в ее рот, исследуя и изучая. В первое мгновение Люда ответила. Но уже в следующую укусила Руслана за губу.
— Чертовка!.. — воскликнул он, скорее восхищенно, чем обиженно. — Ты ответила мне. И не говори, что мне это показалось.
Его руки легли на ее бедра, массируя их и одновременно удерживая на месте.
— Отпустите! — приказала Люда. — Иначе я закричу, и сюда сбегутся все ваши сотрудники.
Он продолжил сладкую пытку
— Я закричу! — повторилась она.
— Делай что угодно, мне нет дела до чужого осуждения. Хочешь, чтобы нас видели, кричи. Или молчи и позволь себе немного расслабиться. Прошу, умоляю, подари мне один поцелуй. Это все, о чем я прошу.
Люда заметила кровь на его губе и подавила желание стереть ее. Прикоснуться к Руслану было все равно, что предать все, во что Люда верила.
— Вы можете изнасиловать меня хоть на виду у всего концерна, — предупредила она, внутренне обмирая от страха и того неведомого чувства, что не позволяло ей ударить Руслана или закричать на самом деле. — Но я никогда не стану вашей подстилкой по своей воле. Можете поиметь мое тело, но не лезьте в душу со своими разговорами.
Он отошел от нее первым. Кто бы знал, какого труда ему стоило оставить ее. Но он должен был. Ее слова задели его за живое, причинили невыносимую боль. Будто кто-то принялся вырезать его сердце кривым ножом и без анестезии.
— Я никогда не возьму тебя силой, — сказал он не своим голосом. В нем было столько стали, что Люда непроизвольно вздрогнула. — Но придет день, когда ты сама придешь ко мне, по своей воле.