Вспомнил свой первый день в школе, в той, моей прошлой, жизни.
Поскольку я был сыном военного, то, естественно, в детский сад
почти не ходил, мы постоянно мотались по стране, отца переводили из
одного гарнизона в другой. Мама была домохозяйкой - занималась моим
воспитанием. Собственно, она и научила меня читать и писать. А вот
в первый класс я пошел в Средней Азии. Представьте, один
русскоязычный мальчик попадает в класс к таджикам, где преподавание
ведется на родном языке. Честно сказать, я был в шоке. Учителей и
одноклассников не понимаю, говорить и писать не могу. Иногда, придя
домой, рыдал. Спасибо маме, она, как могла, меня успокаивала. А
потом пригласила местную медсестру Зухру, обладающую большим
терпением и тактом. Зухра за три месяца смогла дать мне азы
таджикского языка, и я понемногу начал общаться с соучениками.
Первый класс закончил, свободно лопоча на местном языке. Через год,
когда отца перевели служить в Саратов, мне снова пришлось осваивать
русский язык, и это мне показалось очень трудным. Потом еще
несколько раз сменил школу, и в 1940 году оказался в белорусской
школе в Минске. Вот где я намучился. Язык был понятен, ведь русский
и белорусский имеют общие корни, а вот произношение и значения слов
сильно отличались.
С началом Великой Отечественной войны мы с мамой эвакуировались
вглубь страны, а вернее в Свердловск. Я, как и все пацаны моего
возраста рвался воевать, но перед отъездом на фронт со мной
поговорил отец, четко и внятно объяснил, какие основные мои задачи
на текущий момент. Они были сложными: хорошо учиться, помогать маме
и фронту. Мы с мамой поступили работать на механический завод
учениками токаря. С семи утра я осваивал профессию токаря, а после
семи вечера бежал в вечернюю школу учиться. Уже через месяц мне
было позволено самостоятельно выполнять несложные работы на
токарном станке. Первая операция, которую я освоил - обдирка
корпуса снаряда среднего калибра после литья. Не скажу, что было
сложно, но я подошел со всей ответственностью, строго соблюдая
технологический процесс. Смешно, но в первый же день мои куртка и
штаны обзавелись большим количеством маленьких дыр: еще не научился
я выбирать место у станка, чтобы горячая стружка не попадала на
одежду. Мама не ругала меня, а молча два часа штопала дырки. Работа
на заводе помогала нам сводить концы с концами. Денег хватало на
оплату аренды жилья, одеваться и на продукты кое-что оставалось.
Все бы ничего, но от отца мы долгое время не имели никаких
сведений. Как расстались 24 июня, так с тех пор ни единой весточки.
Я видел, как переживает мама, сам тоже себе не находил места, но
старался бодриться. Только в апреле 1942 года удалось наладить
переписку. Отец в это время вернулся в строй после ранения.