Ещё, ещё крови! Я хочу видеть их смерть и мучения! Хочу убивать
и пить кровь, пожирать их сердца и вырывать печень.
Только воспитанная отцом воля смогла притушить зверинный,
демонический зов, и после десятка смертей, я спрыгнул обратно на
кнорр. Прошло совсем мало времени и наша команда только начинает
выбираться из под паруса, но даже те, кто успели раньше, во тьме
меня не увидят.
Я наклонился к воде и постарался смыть кровь с лица и рук. Затем
пробежал к своему месту среди товаров и затаился. Пиратская
бригантина ожидаемо стала удаляться, оглашая туманную ночь криками
страха, боли и отчаянной злости. Ничего не понимающие моряки лишь
провожают ту робкими проклятиями, словно бы спрашивая, что
случилось.
Вскоре кому-то удалось распалить факел. Меня нашли, вытащили и
долго смеялись, какой оказался трус. Только Кольбейн не щерил
улыбкой. Внимательно смотрел и хмурился.
Колывань. Красивая крепость Российской Империи, только недавно
отошедшая во владения русскому Императору, по мирному договору
между англами и русичами. Среди жителей большинство австрийцев и
баварцев. Ещё много коренных жителей — балтов. С приходом русской
власти, порт стал оживать. Сейчас тут полно кораблей.
Мелкие рыбацкие лодчёнки, похожи на осенние листочки на воде, в
сравнении с гигантскими галеонами, великанами стоящих на якорях
недалеко от пирса. Доносится гул стихийно растущего портового
района, что на фоне Вышгорода — высокой части города, стоящей на
холме с обрубленными краями. Выглядит, как грязный, чадящий
муравейник. Ещё Колывань зовут Ревелем. Вышгород полностью
оправдывает своё название — красивые каменные дома со светлой
штукатуркой, высокий шпиль городской ратуши, что сейчас, на
рассвете, особенно великолепно смотрится на фоне общего ансамбля —
водной глади, пустынного равнинного берега и мощной крепости,
сурово вырастающий красными стенами из почти не возделанной земли.
Ревель от веку был крепостью и только сейчас началось освоение
земель вокруг под поля и сады. Крепнет торговля в порту. Интересно,
надолго ли?
— Треска, подойди! — крикнул Кольбейн и я стал озираться
спросонья.
Пока маневрировали в гавани, под ругань и прочие крики команды,
умудрился заснуть.
— Есть! — громко отозвался в итоге и заковылял на корму. Нога
безбожно затекла.
Мы пришвартовались к пирсу. Повсюду кишит портовая жизнь, шибая
в нос то вонью, то ароматом. Чаще вонью, учитываю сколь много тут
её источников: тухлая рыба и мясо, помои и очистки с ближайших
харчевен, всевозможные экскременты, коих полно и на судах, и на
берегу. Только эту какофонию разбавит дымок какой-нибудь коптильни
или жаровни, пробуждая желудок к борьбе за существование, как тут
же на смену приходит вонь от дубилен, со шлейфом болотистых
участков бухты.