— Я хотела закрыть окно, когда он напал, — тем временем
всхлипывала Филиппа, прерывая рассказом рыдания. — Я открывала
окно, когда у меня гостила сестра. Она беременна, знаете ли, и ей
стало душно. Но когда она ушла, я направилась к окну, чтобы его
закрыть, и тут в комнату запрыгнул этот мужчина. Я даже не
разглядела, кто это был. Он схватил меня прямо за лиф платья,
своими грязными лапами, а когда я его ударила по лицу шпилькой,
меня мой супруг научил, чтобы я смогла в таких ситуациях
защититься, он отпустил меня, но ненадолго, — Румянцев еще раз
внимательно посмотрел на Филиппу. Что-то не совсем вязалось. Что-то
было не так, но что, опытный царедворец никак не мог понять. —
Тогда он меня ударил по лицу, но сам оступился и навалился на
подоконник. Ему было, наверное, очень больно, после моего удара,
потому что он приложил на мгновение руку к лицу. Тогда я схватила
вазу и ударила его по голове, и он вывалился в окно. Я кричала, но
никто не шел мне на помощь! — и она снова уткнулась в плечо
Румянцева, а все ее тело содрогалось от рыданий. — Александр
Иванович, мы немедленно покидаем эту страну, прибежище такого
разврата, что гостья не может чувствовать себя в безопасности даже
под сенью комнат, которые были выделены ей специально. Я буду лучше
на конюшне спать, чем позволю кому-нибудь себя обесчестить!
— Ну-ну, дорогая моя, вы же не возражаете, ваше императорское
величество, если я буду обращаться к вам по матерински, как это
было в прежние времена? — Филиппа всхлипывая покачала головой. — Не
нужно принимать поспешных решений. Ведь может быть все произошедшее
— всего лишь недоразумение...
— Какое это может быть недоразумение, если все лицо ее
величества в крови, а одежду пытались порвать, и лишь случайность
не позволила подлецу добиться своего, — воскликнул Румянцев то, что
должен был воскликнуть. — Ее величество права, мы немедленно
уезжаем, а прежде, я пошлю гонца к его величеству, чтобы обрисовать
ситуацию.
— Ах, давайте все же дождемся утра. Тем более, что ее величеству
нанесли травму, и я настаиваю, чтобы ее осмотрел лекарь...
— Вы можете настаивать на чем угодно, ваше величество, но никто
из нас теперь ни на секунду не оставит ее императорское величество
в одиночестве, дабы подобное потрясение не повторилось.