– Помощник бургомистра Буррон, он же исполняющий обязанности городского судьи, начальник тюрьмы, старший полицейский и магистратский писарь Фонс будут присутствовать на процедуре согласно протоколу, – негромко объяснил доктор. – Как и ваш стряпчий.
Стряпчий горестно покачал головой и скорчил свою крысиную мордочку в обиженную гримасу. Начальник тюрьмы со скучающим видом крутил на пальце связку ключей. Юноша-писарь неловко поерзал.
Старик Буррон прикрыл веки и задремал, шамкая морщинистыми губами.
Писарь встал, ломким голосом зачел вчерашний приговор, а потом робко велел:
– Доктор Каспер, ознакомьте госпожу Зою с ходом процедуры и подготовьте инструменты для оказания первой помощи по ее завершении.
Доктор достал из кармана бутылек и протянул мне.
– Примите обезболивающее. Он слабое, потому что боль – часть наказания. Но оно поможет вам справиться с шоком. Сейчас вы займете место у «железной вдовы». Простите, у механического ножа. Потом я перетяну вам предплечье жгутом. Затем господин Клюг выполнит процедуру. После я наложу швы. Несколько суток вы останетесь в лазарете под наблюдением. Но фактически вы будете свободны и можете покинуть лазарет в любой момент.
Мои пальцы дрожали, бутылек выскочил и разбился на мраморном полу. Доктор отступил от зеленоватой лужицы и осколков и прищелкнул языком.
– Досадная неосторожность. Другого снадобья у меня с собой нет. Придется вам потерпеть боль.
Надзиратель мягко подтолкнул меня в спину, приказывая идти к креслу возле мини-гильотины. Я не сдвинулась с места.
Палач повернулся и укоризненно нахмурился. А затем натянул перчатки, надел длинный кожаный фартук, завязал пояс.
– Не задерживайте нас, – велел он. – Берегите чужое время!
– Идемте! – надзиратель вновь толкнул меня.
– Стража! – позвал судья Буррон, не открывая век. – Подсобите!
Откуда ни возьмись взялись два здоровых мужика в синей форме. Они подхватили меня под локти, приподняли над полом и потащили прямо к страшной штуке.
И тут меня сорвало. Дикий ужас застил глаза красной пеленой. Мое тело действовало само по себе, как заводное.
Я билась, лягалась и пиналась. Мои руки были скованы наручниками, но локтями я работала усердно. При этом не издавала ни звука – от страха я забыла, как говорить и дышать. И как думать тоже. Иначе бы сразу поняла, что сопротивление бесполезно.