Светлана смотрела с фотографии на своего единственного сына так нежно, словно хотела обнять, но не могла. Стас зажмурился и изо всех сил представил, как было бы хорошо просто коснуться её тёплой руки, уткнуться лицом в её колени, покаяться во всех своих страшных грехах.
— Мам, я чудовище. Ты, конечно, всё знаешь и всё видела, но… Когда я понял, что натворил… Лучше бы застрелился. Мам.
Стас докурил первую сигарету и достал вторую.
— Не знаю, что там у Леры за проклятье… Сейчас мне кажется, что это я был для неё проклятьем, а она была моим благословением, которое я так тупорыло растоптал. Я всё ломал и ломал её. Ждал, когда она наконец-то сдастся… А она всё откуда-то черпала силы любить меня. А потом — сопротивляться. Но если бы она знала, что я натворил… — Стас запрокинул голову, выдохнув струю дыма, и очередная партия слёз скатилась по его скулам. Он уже даже не обращал внимания на прохожих. — Наверное, убила бы меня одним взглядом. Мам, мне кажется, я даже ненависти не заслуживаю… Не заслуживаю, чтобы обо мне кто-то помнил.
Солнце окончательно отвоевало небосвод у туч и быстро высушивало следы утренней мороси. Стас замолчал и задумчиво следил, как тлела сигарета в его пальцах. Потом взъерошил волосы и снова посмотрел на портрет матери. Она задумчиво опустила взгляд.
— Мам, как умереть, если ты уже мёртв? Все эти воспоминания о моих зверствах… О да. Вот он, истинный ад. Я уже понял. Котлы, плети, черти… Ерунда. Память — самый жуткий персональный ад. И память не теряется после смерти. Не думай, что я согласился на сделку, чтобы выиграть. Я жаждал забвения. Осталось каких-то пять дней…
После третьей сигареты Стас закрыл глаза, тяжело прислонился лбом к нагревшемуся на солнце памятнику и просидел без движения несколько минут. Потом неохотно отодвинулся и прошептал:
— Прощай, мам. Прости меня за всё. Люблю тебя. Всегда любил, — он протянул ладонь к фотографии, но не осмелился опорочить её своим прикосновением.
Собрав окурки, Стас тяжело вздохнул и пошёл к выходу, не разрешив себя оглядываться.
Работник кладбища не сразу оценил его просьбу принять оплату услуг по уходу за памятниками на четверть века вперёд, но после звонка директору всё же оформил счёт.
* * *
Стас сел в машину, растёр лицо ладонями и выехал с территории кладбища. Пытаясь собрать мысли в кучу, он весь день бесцельно кружил по улицам, не чувствуя ни голода, ни жажды.