Оставляю железного друга возле подъезда и поднимаюсь в квартиру. И вот тут взлетевшая было планка дофаминов стремительно ползёт вниз. С порога унюхиваю запах спирта. Какой бы это не был элитный алкоголь и какими ароматическими добавками он не был нашпигован, я всегда чувствую лишь запах спирта. От которого на одних рефлексах начинает тошнить. Именно поэтому сам не пью. Н и к о г д а. Лучше укурюсь до нирваны, но ни капли в рот.
В коридоре валяются стоптанные мужские ботинки, на вешалке висит потасканная дутая куртка, какие бывают у дворников и заправщиков. Из кухни слышу голоса, по которым дальше играть в угадайку уже не требуется. Привычная картина не заставляет себя ждать: на полу красуются пустые бутылки самого дешёвого шампанского и такой же дешманской паленой водяры. На столе валяется коробка с надкусанными конфетами и ещё одна вскрытая беленькая.
Мать сидит уже никакая. Глаза мутные, лицо серое. Рядом пошатывается на табурете бомжеватого вида мужик, тоже прилично надравшийся. Я, кажется, видел его пару раз в подъезде. Живёт на первых этажах. Здрасти, млять, я ваш сосед.
— Дарова, — салютуют мне стаканом, пока пропитые глазёна алкаша с трудом пытаются сфокусироваться. — А мы тут, ик, общаемся...
Как там учил психиатр? Считаем до трёх, чтобы не довести до бытового убийства. Раз. Два. Типа, три... Не помогло. Молча закатываю рукава. Чтоб не мешало. Отработанная годами схема.
— Русечка, не надо, — блеет едва разборчиво мать, когда костлявый зад гостя отрывается от табуретки. Чё-то верещит, брызжа слюной, но у меня в такие моменты звуки автоматически отключаются. И желание рассыпаться в угрозах.
Как показывает практика, наутро потом всё равно их не вспоминаешь. И кто морду тебе разбил тоже. Результативнее подождать опохмела и вот тогда доходчиво объяснить, что данный адрес стоит ради собственной безопасности навсегда забыть.
Открытая входная дверь ждёт салюта. В полёт отправляется сначала гортанно всхрипнувшая неповоротливая туша, с кряхтением встречающая физиономией грязную плитку лестничного пролёта, а следом и его манатки. Запираются замки. Мусор, говорят, на ночь выбрасывать нельзя, но я в приметы не верю.
— Русечка, прости, — мать выползает ко мне бледной тенью. Единственные яркие краски — аляпистые узоры на халате.