Скучный, привычный, но свой, как ни крути. Но рано или поздно – финита ля комедия. Приплыли, называется.
– Ты всё сказала, Ангѐлика? – терпеливый мягкий голос, словно я больная, а он меня жалеет. Не надо меня жалеть!
– Нет, не всё! – пылаю я всеми частями тела. Меня так и тянет на подвиги. – Я Анжелика – запомни наконец-то. Можно Лика, потерплю даже Анжелу, но твоя непонятная АнгЕлика – неизвестный науке зверь.
– Я не хотел огорчать тебя, дорогая, – снова этот бархатный всепрощающий тенор. Терпеливый и правильный до зубовного скрежета.
– А я и не огорчилась! – скалюсь в улыбке, словно акула. У меня сейчас триста зубов – острых, как иглы. И напоследок я хочу крови. – Запомни этот день, Рубин! Запиши число и месяц!
– Зачем? – продолжает занудствовать мой почти бывший муж.
– Ты Жюль Верна читал? – бью прицельно со всех орудий в самое слабое место: Михаил читать не любит, а художественная литература для него – адская мука, испанский сапожок и прокрустово ложе одновременно.
– М-н-н-н… – мычит он, пытаясь скрыть собственное невежество.
– У него есть замечательная книга – «Вокруг света за 80 дней».
Миша смотрит на меня, как на чокнутую, но мне всё равно, что он думает и в чём меня подозревает. Я должна договорить, выплеснуть, поставить его на место, в конце концов.
– Так вот, сделай зарубку себе на мозг, кровать или в блокнот: ровно за восемьдесят дней я с тобой разведусь, найду прекрасного мужа, выйду замуж и забеременею! Да!
Не знаю, почему именно это взбрело мне в голову. Особенно последнее. Я ведь знаю – у меня приговор в сумочке лежит.
Миша попятился. Затем выскочил из комнаты. Примчался назад со стаканом воды. В ноздри ударил запах какой-то гадости. Корвалол, валидол… успокоительное – не важно.
– Выпей, Анге… Лика, пожалуйста.
Я беру стакан из его рук, катаю в ладонях, а затем поднимаюсь из кресла, в котором сидела всё это время, встаю на цыпочки и медленно, очень медленно, струйкой, выливаю содержимое Мише на голову.
Наконец-то я впервые увидела в его глазах ярость. Прорвалось наконец-то. Я смогла его достать до печени и всех остальных органов.
Он вырвал стакан у меня из рук. Тряс им, как сумасшедший. Я думала – ударит. Но Миша сумел совладать с низменными порывами. Он швырнул стакан в пол с такой силой, что, не будь ковра с густым ворсом, от него только мелкие осколки остались бы. А так сосуд выжил. Посуда бьётся к счастью. А у нас как раз наоборот.