— И зачем тебе это?
— А затем, Паша, что взамен я хочу
получить то, что ни за какие деньги не купить. Коль скоро в
псковских землях народ имеет силу, то не помешает получить толику
любви этого самого народа... Хм. Так, говоришь, Елизавета
Дмитриевна заступалась за меня на совете бояр?
— Да, — растерялся от смены темы
Павел.
— Вот и ладушки. Тогда обратись для
начала к ней. Пусть эта идея исходит от нее. Бросьте клич в народ,
мол, жертвуйте на благое дело. Глядишь, и еще от кого обломится.
Если княгиня станет проявлять участие в этой задумке, то
обязательно найдется кому поддержать.
— И где тогда твоя выгода?
— А в деньгах, что я буду жертвовать.
Уж поверь, девять из десяти рубликов моими будут. И как это ни
скрывай, а слухи пойдут. Запомни, Паша: лучше всего люди верят в
то, что от них хотят скрыть. Попомни мои слова, все будут точно
знать о том, как бояре оттирают меня за мои же деньги. А я молчу и
делаю все на благо народа.
— Уж не ты ли те слухи будешь
распускать?
— А вот это уже не твоего ума дело. И
еще. Ни в коем случае не отдавай эти средства в казну. Как бы не
уговаривали, как бы не умасливали.
— Боишься, растащат по кошелям?
— Не боюсь, Паша. Знаю. Поэтому есть
ты и Елизавета Дмитриевна, вот вдвоем и правьте. И, кстати,
наберите женщин, обучите ухаживать за больными да обзовите их,
скажем, сестрами милосердия. Да форму учредите. Потом с тобой о том
еще поговорим.
— Я тебя понял. В смысле не до конца,
но...
— Но выгоду свою узрел, а?
— Вот если бы ты еще придумал, как
мне трупы препарировать, чтобы не угодить под церковный суд.
— Хозяйка, дай воды напиться, а то
так есть хочется, что переночевать негде, — уже привычной
присказкой с нескрываемой иронией произнес Иван.
— Да ладно тебе. Сколько раз ты мне
уж это повторял, а потом все одно и помогал, и возможности
изыскивал.
— Ну так всему свое время.
— А я и не против. Просто напоминаю,
чтобы не забылось. Я в тебя верю, Ваня.
— Верит он. Ладно, Павел
Валентинович. Пойду я. А то завтра у меня трудный день. Нужно будет
поспеть вернуться в Замятлино.
— Две тысячи, — вдруг ни с того ни с
сего произнес Рудаков.
— Что «две тысячи»? — вздернул брови
Карпов.
— Я думаю, что на этот год мне будет
достаточно двух тысяч рублей.
— То есть полутора, — кивая на шкаф,
где было укрыто серебро, уточнил Иван.