Однако запущенный самим Сталиным и ранее обкатанный чекистами на четырех тысячах «троцкистов» и «зиновьевцев» чудовищный механизм охоты за «врагами народа» уже жил по своим собственным истребительским законам. В соответствии с ними – и при общенародном, можно сказать, энтузиазме – волна репрессий с фантастической быстротой распространилась и вглубь, и вширь. Так что Сталину, выпустившему в очередной раз этого «злого джина из бутылки», только и осталось, что привычно возглавить движение «бдительных масс». В результате «лавина» всеобщей ненависти, подозрительности и исполнительского психоза сначала поглотила «вредоносную верхушку». Потом накрыла уже более многочисленный отряд «их скрытых пособников». Затем взялась за «нерадивых судей», в одночасье тоже оказавшихся нежелательными свидетелями и даже «пособниками».
В конце концов стали брать просто так, для плана… Вместе с военными в чекистских «воронках» повезли арестованных изобретателей, конструкторов, инженеров – создателей передовой военной техники.
Уцелеть в этой чудовищной молотилке можно было лишь по воле случая. Особенно когда к везению подключалась еще и личная находчивость. Юрий Витальевич Примаков – сын расстрелянного комкора, многое в период «реабилитанса» узнавший из уст уцелевших сослуживцев отца по червонному казачеству, рассказал мне о генерале Сергее Борисовиче Козачке. Тот и после Гражданской остался в кавалерии, где одно время служил под началом у верного «ворошиловского стрелка» Щаденко. Потом их пути разошлись. В самый разгар репрессий Казачок уже был командиром дивизии. А Щаденко – зам. наркома Ворошилова по кадрам. И вот вызывает Щаденко комдива, с которым у него вообще-то были хорошие отношения, и говорит:
– Слушай, Сергей! Вот на тебя пришел донос, что ты служил у Примакова. Верно?
– Верно. Служил. Я ж – червонный казак. Щаденко:
– Ну а что ты на допросе-то скажешь?
– А что я скажу! Скажу, что сначала служил у Примакова, потом у тебя служил, у Щаденко…
Щаденко:
– Вот сукин сын! На тебе направление и вали на Дальний Восток. Чтобы твоего духу к утру не было…
Казачок мгновенно понял, чем дело пахнет. Скоренько собрался – и на другой край страны. А там у чекистов и на «своих-то» уже рук не хватало. В общем, забыли про Казачка в суете расстрельных дел…
В обратном направлении – с Дальнего Востока на Запад – «потерялся» от компетентных органов генерал Николай Эрастович Берзарин. До конца 30-х он блестяще командовал стрелковым полком в Особой Дальневосточной армии (ОКВД), участвовал в боях с японцами близ озера Хасан ( 1938 г .), за что получил орден Красного Знамени и очень скоро был выдвинут комбригом. Однако в самом начале 40-го года из-за неважного состояния здоровья старшей дочери (дальневосточный климат оказался ей вреден) написал рапорт и был срочно переведен в Прибалтику. Вот этот-то перевод и сыграл роль счастливого случая. Потому что к данному моменту все армейские учителя и начальники комбрига, начиная с командующего ОКВД Блюхера и кончая непосредственным командиром, героем Гражданской войны Федько, тоже, по несчастью, поучившемся в Академии германского Генштаба, оказались «врагами народа». Да и на самого Берзарина все у того же зам. наркома обороны Щаденко уже давно ждала своего часа убойная бумага от полковника «И» (в архивном документе чья-то ответственная рука деликатно вымарала остаток его фамилии). В ней любовно засекреченный аноним сообщал, что комдив «защищал людей, впоследствии уволенных из РККА, идя вразрез с мнением политаппарата». В те времена комдивов и комбригов в расход отправляли и не за такое. Однако Берзарину повезло. Срочная, за восемь тысяч километров переброска с запада на восток, а затем разразившаяся в одночасье война выхватили комбрига из-под стылого чекистского ока…