И вот теперь они с санитаром загружали так и не пришедшего в
сознание Славку в кузов остановленной перед мостом полуторки,
которая везла в тыл раненых оборонявшегося где-то западнее
пехотного полка. За спиной гудело и грохотало. Немцы уже неделю как
вышли к «линии Сталина» на большей части её протяжённости, а два
дня назад начали её штурм. От места падения до переднего края было
меньше шести километров. Так что грохочущую артиллерию было слышно
прекрасно.
Разместив Славку рядом с другими ранеными, Виталий едва успел
умаститься в закутке рядом с санитаром, как полуторка тронулась.
Несколько минут устало молчал, вслушиваясь в доносящийся с
юго-запада гул артиллерии.
– Давит немец? – не выдержал Виталий.
– Давит, герма́н, – согласился санитар. – Божечки, кольки людзей
пабила… – он помолчал и затем заговорил уже сам: – Мэни как
почалося сразу закликаци. Я-то месцный, со Станькава. Вот нас с
Марфой и цаго. Яздавым взяли. Покуль Марфу снарядам не забила. С
таго часу я и санитар…
В этот момент какой-то раненый очнулся и застонал. Санитар
суетливо дёрнулся и, выудив откуда-то фляжку, поднёс её к губам
раненого.
– Вось, милай, попей, лягчей стане…
Но напоить раненого ему не удалось. Потому что его сосед, весь
замотанный в бинты боец, с сержантскими треугольниками на чёрных,
артиллерийских петлицах, перехватил его за руку и зло рявкнул:
– Совсем с глузду съехал?! Он же в живот раненный!
– И чаго яму цяперь мучаца чи шо? – не менее сердито огрызнулся
санитар… а вернее ездовой, определённый в санитары. Виталий
вздохнул и пояснил:
– Раненным в живот нельзя воду. Только если губы смочить.
Основы первой помощи им в лётной школе давали в довольно большом
объёме. Так что, похоже, в медицинском деле он разбирался как бы не
получше подобного «санитара».
– Вот-вот, слушай, что тебе умные люди говорят, – всё так же зло
произнёс артиллерист. После чего прислушался и удовлетворённо
кивнул.
– Наши восьмидюймовки садят. Ох и кисло сейчас немчуре…
– А няма чаго было да нас лезци. Гаспадары знайшлися… –
пробурчал санитар. И все замолчали, вспоминая речь Сталина, которую
он произнёс по радио в полдень двадцать девятого июня. Через восемь
часов после того, как первые немецкие бомбардировщики пересекли
линию государственной границы СССР. Там было всё – и выдержки из
«Майн кампф», и материалы из плана «Ост», и цитаты из выступления
Гитлера перед высшим командованием вермахта, состоявшегося
буквально накануне нападения. У всех, кто его слушал, сами собой
сжимались кулаки и зубы стискивались до такого состояния, что
начинала крошиться эмаль. Природные рабы, значит, говорите,
недочеловеки-унтерменши… ну раз так, господа, ось теперь не
обижайтесь…