Прогулок и свиданий Петра лишили. Это несколько напрягало, но
все же было не смертельно. Куда хуже то, что кормили его лишь раз в
сутки, и то выдавали только по половине буханки черного хлеба и
литру воды. Что не говори, но поесть он любил, и в камере у него
всегда было что-нибудь вкусненькое. Отчего бы и нет, если средств
на это вполне хватало и не было запрещено тюремным режимом.
Ну и сон. Спать приходилось на голых досках, укрываясь тюремной
шинелькой. И это при отсутствии отопления. Конечно, минусовой
температурой в карцере и не пахло, но и комнатной ее не назвать. И
как только не заболел.
Впрочем, его все одно каждый день навещал тюремный доктор.
Обрабатывал рану и менял повязку. А так, в общем и целом, ничего
страшного. Прилетело Петру вскользь, и рана была неопасной. По
сути, царапина. Повезло, чего уж там. До него дошли слухи, что у
усача удар был поставлен хорошо, и на тот свет он спровадил
многих.
Из карцера его забирал другой надзиратель. Этот относился к
Петру более благосклонно. Не за красивые глазки, разумеется. Но и в
пределах дозволенного. Правда, он также понятия не имел, отчего его
сменщик так окрысился на Пастухова. Петр уже забрасывал удочку, но
безуспешно.
После одиночного заточения его сразу же повели в душевую. Угу.
Имелась тут таковая. Прогресс, йолки. Пастухов испытал настоящее
блаженство, оказавшись под горячими струями воды. Он бы вообще не
выходил из душа с часок-другой. Но на помывку выделялось только
десять минут. Благосклонность благосклонностью, но, как уже
говорилось, в пределах дозволенного, и надзиратель не собирался
заступать за некую черту.
Когда вышел в раздевалку, его вещи уже лежали стопочкой на
лавке, а рядом стояли сапоги. Все чистое и выглаженное. Хорошо все
же иметь нормальные отношения с каптенармусом. Впрочем, тут ничего
сложного. Были бы деньги. А деньги у Петра водились. Ну и опять же,
нормальные отношения — в определенных пределах.
— Виктор Семенович, а что там слышно об этой кодле? — одеваясь,
поинтересовался Петр.
— Им впаяли на полную катушку. Так что в карцере они проведут
еще десять дней. Ты к тому времени уж уедешь. Если напишешь отказ
от апелляции. Послезавтра партию ссыльнопоселенцев отправляют,
можешь поспеть к ним.
— Угу. Если меня до того Василий не приласкает. И чего только
взъелся? Я ведь его никогда раньше не видел. Или покойный Сундук и
ему дружком был?