— Аркадий Петрович, я повторяю вам. Да, он нашел меня в зимнем
саду. Да, попытался банально набить мне морду и получил по морде
сам. Но когда он лежал там, на полу, то был жив. Уж поверьте, с
некоторых пор я научился отличать живых от мертвых.
— Да верю я вам, Петр Викторович. Верю. Но факты — упрямая вещь.
Вас нашли рядом с трупом. Незадолго до этого при большом стечении
народа между вами произошла ссора. Причем весьма и весьма
серьезная.
— Но ведь это же бред. Во всех материалах дела указано, что я
был обнаружен рядом с бездыханным телом, будучи сам без сознания. Я
не какая-то там институтка, чтобы грохаться в обморок. Я уверен,
что меня оглушили.
— Не институтка, это верно. Но зато имеете контузию. А контузия
— это дело такое. — Адвокат поднял руку и неопределенно покрутил
открытой кистью. — К тому же на вашем теле, и на голове в том
числе, не обнаружено никаких следов побоев.
— Да не вопрос. Мешочек с дробью, и никаких следов, а клиент в
отключке.
— У Ростоцкого не было врагов. Он остался в стороне даже от
повального увлечения политикой. В средствах был стеснен, но никогда
и ни у кого не одалживался, пороком игры не страдал, и вообще вел
добропорядочный образ жизни. Все его устремления и интересы
вертелись вокруг механики. Ну кому вздумается лишать его жизни
таким мудреным способом? Кроме прочего, ваши слова проверялись, и
полиция отрабатывала эту версию.
— И как я полагаю, не больно-то усердно, — хмыкнул Петр.
— За усердие не скажу. Но если судить по материалам дела, вполне
добросовестно. Увы. Но все против вас.
— И для чего вы сюда пришли?
— Поверьте, никто не смог бы добиться того, что сумел сделать я.
Непредумышленное убийство и минимальный срок ссылки — это максимум,
что вообще было возможно выжать из сложившейся ситуации. Я имею
определенный вес и репутацию в адвокатской среде, и именно поэтому
пришел сейчас к вам. Я просто обязан предостеречь вас от подачи
апелляции. Это приведет только к более суровому приговору.
— Заботитесь о своем добром имени, значит?
— Уже позаботился. Я вас предупредил и теперь умываю руки.
Теперь никто не сможет сказать, что я бросил своего клиента на
произвол судьбы и не боролся за его интересы до конца. А глупость
клиента... Увы, но это только его глупость, и тут любой
бессилен.
— То есть я сейчас совершаю глупость?