Элькан не стал продолжать. Не время. Не время… Каждым его спутником сейчас нераздельно владели опустошение и ровный, бессмысленный гнет неопределенности. Элькан вздохнул и, подтянув к себе блюдо с увесистым куском копченого мяса, стал есть торопливо, жадно, запивая мелкими глотками вина, которое уже успел обругать балованный американец Хансен. Впрочем, этот напиток обладал тем хорошим свойством, что – при дурном вкусе и довольно специфическом, не сказать скверном, запахе – после второго или третьего глотка начисто притуплял ощущения и потреблялся без усилия, а послевкусие можно было назвать даже и приятным. Ко всему может привыкнуть человек. Так что на пятнадцатом глотке Элькан откинулся на спинку потемневшей от времени деревянной скамьи и произнес:
– Так. Кажется, уже лучше… Я, когда нервничаю, вообще много ем.
– Боже, и ведь у меня диета! – вырвалось у мадемуазель Камара, изо рта которой торчал кусок мяса умерщвленного животного, родившегося за сотни тысяч километров от Мартиники, Африки и Франции. – Это в самом деле ужасно. Говорите же, господин Крейцер, или как вам угодно, чтобы вас звали? Вы, если сказанное вами правда, наверное, должны иметь некоторые наметки к дальнейшим действиям. Дорогу сюда вы ведь нашли довольно споро…
– Чем, возможно, и спас нас, – негромко выговорил человек, который все это время хранил молчание. Его глаза были полуприкрыты темными веками, а массивный подбородок выбрит до синевы.
Абу-Керим.
Мадемуазель Камара оглянулась на него быстро, нервно, прошипела что-то сквозь зубы, но более внятно озвучивать свою гневную мысль не стала. Все припомнили невнятные, фрагментарные подробности побега с места бойни в шлюзе. Выхлестывающие отовсюду клочья тумана, все смыкающиеся, густеющие. Душное пространство, сотканное из бессвязных воплей ярости и ужаса, из натужного сопения и из треска костей, а еще из пущенного поверх этого звериного боевого клича, в котором нет уже ничего человеческого. Плеск огня и языки пламени, вырывающиеся из плазмобоев-«скатов». Непонятно, кто и с кем дерется, кто кого убивает, не говоря уж о такой малости, как причина кровопролития… Профессор Крейцер орет во всю силу своих легких, пытаясь созвать землян, которых расшвыряло по всей немаленькой площади транспортного шлюза. Отчаявшись вызволить всех, увлекает за собой немногих откликнувшихся и лезет по вертикальной лестнице, идущей по стене тоннеля. Арочный проход, анфилада каких-то помещений, уводящих от шлюза, затем тусклая шапка люка, отъезжающая в сторону по резкому крику Крейцера, и никто не думает, откуда тот знает дорогу и отчего чужая аппаратура реагирует на его голос. Крейцер наскоро осматривает своих немногочисленных спутников и по одному запускает их внутрь внушительного цельнометаллического сфероида размером с железнодорожную цистерну. Сфероид, как оказалось впоследствии, находится в жерле транспортной шахты, по которой земляне и переправились подальше от смертоносного шлюза – куда-то в глубь гигантского звездолета. Судя по растерянному лицу профессора Крейцера, точного маршрута на тот момент не знал и он.