– Ломи, ребятушки! Имай вора!
Пятьдесят рублёв за мёртвого, сто за живого! С нами Крест
животворящий!!!
Показалось мне или нет, что чёртов
«крестоносец» — почти точная копия повстречавшегося в дворцовом
переходе боярина, только заметно старше? Того мой «сосед» по телу
назвал Дмитрием Ивановичем… Получается, полный тёзка. А этот —
навряд ли отец или дядька. Старший брат — оно вернее. Иваныч тоже.
И ведь не успокоится же! Такие, пока силу чуют, никому покоя не
дают, а как по сопатке получают — так только их и видели!
– Имай его, православные, яко
Борискиных последышей о минулом лете имали!
Ага, ещё чего не хватало! Так просто
не дамся! Выхватил у одного из наемников алебарду и, взмахнув ей,
как оглоблей в деревенской драке времён моей молодости,
крикнул:
– Прочь, я вам не Борис!
Басманов с обнажённой саблей в руке
выступил вперёд и сбежал на пару ступенек вниз, смело прикрывая
меня от десятков противников. Не часто бывает, чтобы человек
прикрывал собой командира: для этого нужна не денежная
заинтересованность, и настоящая преданность, а главное — вера, что
командир такой преданности достоин.
– Остановитесь, безумцы! За кем
идёте? За вором Васькой идёте! Повинитесь, и Государь вам
простит!
– Заткни пасть нечистую, еретик! Не
слушайте Петрушку, ребятушки! Крушите его, опричного выродка!
Дюжину рублёв за его голову даю! Аще не загубим ныне сих воров —
висеть нам на колёсах ломаным!
Алчность ли победила у заговорщиков,
или напоминание о вероятной каре при провале переворота — но не
меньше полутора десятков их кинулись вверх по лестнице. Басманов,
изогнувшись, нанёс колющий удар в шею тому, кто первым оказался
рядом, тот рухнул назад, сбивая со ступенек задних. Зазвенели
клинки: одна сабля против трёх, потом — против пяти… Я тоже
попытался достать алебардой одного из нападающих, но тот ловко
уклонился, одновременно отступая к перилам.
– Татищев! Мишка! И ты с ворами?! —
Мой защитник выбил булаву из руки воина в рыжем тегиляе. — Я же
тебя, пса, от опалы упас! У, каинова кровь!
– Сам ты пёс опричный! Сдохни! —
Отскочивший от неминуемого удара, Татищев вырвал из-за кушака
короткий пистолет, чем-то щёлкнул и, почти не целясь, выпалил в
Басманова. Пущенная почти в упор пуля угодила в бок подмышку и
смельчак, выронив зазвеневшую по ступенькам саблю, рухнул навзничь.
Одним прыжком убийца прыгнул на него. В руке его оказался длинный
нож, который он по самую рукоять вонзил в горло раненого так, что
окровавленное лезвие вышло под затылком, обагряя красным черноту
вьющихся локонов.