Отряд шёл по Замоскворечью как по
прифронтовой полосе, будучи готовым в любой момент дать отпор
любому противнику. Судя по распахнутым воротам в некоторые дворы и
изредка встречающимся ограбленным трупам на улицах, мелкие группы
освобождённых Шуйскими преступников и подстрекателей к погромам,
здесь уже побывали. Но, чем дальше мы продвигались вглубь, тем реже
попадались следы этого безобразия. В одном месте мы обнаружили
следы небольшого побоища — если, конечно, можно назвать «следами»
расстрелянные из пищалей трупы десятка антисоциальных личностей.
Что характерно: не считая срезанных кошельков, покойники валялись
практически не обобранными, даже оружие, среди которого были не
только ножи, топоры, кистени, но и вполне себе солидные прямые
мечи, с какими принято было в советском кино изображать всяческих
древних богатырей, осталось валяться рядом с владельцами. Правда,
ничего огнестрельного или просто дальнобойного, вроде луков, не
наблюдалось — не то те, кто перестрелял эту шайку, прихватили
трофеи с собой, не то нынешние покойнички «по бедности своей
мелкоскопов не имели».
Миновав печальное место, мы вскоре
услышали характерный шум рукопашного боя: лязг металла о металл,
разноязычные проклятия и команды, вскрики поражаемых сталью
людей.
– Великий Государь, дозволь
поворотить вобрат? Там подале еще проулок есть, по нему к
Скородому[4] и выберемся. Дольше, но
твоему царскому величеству гораздо сохраннее.
Желание сотника избегать, по
возможности, стычек, имея под своей командой отряд численностью в
десять человек, включая самого Зернина и тщательно оберегаемого
самодержца, было понятно.
Но, с другой стороны, царь,
прячущийся в заулках и норовящий удрать от опасности, даже не
увидев, что именно ему грозит — вряд ли будет пользоваться
авторитетом у окружающих.
Ведь я сам всегда презирал
«начальничков», прячущихся на войне далеко в тылу под пятью
накатами блиндажей, а в мирное время просиживающих кожаные кресла в
кабинетах размером со спортзал. Они отгораживались от народа
адъютантами, секретарями, секьюрити, полицаями, хитрыми и
несправедливыми законами — и народ их люто и вдохновенно ненавидел.
И рано или поздно такая ненависть выплёскивалась: то Пугачёвщиной,
то Пятым годом, то Семнадцатым…
Сейчас вот дело идет к Смуте, к
очередной междоусобице, в которую подбросят огонька и поляки, и
шведы. Внук рассказывал в своё время, учась в аспирантуре, что
когда первые Романовы провели учёт налогов на Руси, выяснилось, что
много существовавших еще при Борисе Годунове сёл и мелких городков
просто исчезли. Жилища сгорели или были разрушены, а жители — кто
погиб, кто сбежал, кого угнали в неволю…