Проползая мимо туш поверженных врагов, поймал себя на мысли, что
даже немного завидую им. Лежат такие тихие, никуда не торопятся.
Вот бы мне так. Мертвые? Ну да, это небольшая плата за спокойствие.
Может, все-таки стоит немного отдохнуть? Совсем чуть-чуть.
С трудом отвесив себе воображаемую пощечину, отвел взгляд от
этих «счастливчиков» и пополз дальше. Чертовы цифры, отмеряющие
расстояние до контейнера, едва менялись, вызывая дикое раздражение.
Казалось, что каждый пройденный метр превращался для меня во все
сто.
До цели я все же дополз. Упорность мне в этом помогла или
упоротость, это дело десятое, но, когда моя рука коснулась стенок
контейнера, чуть было не потерял сознание от радости. Вот обидно-то
было бы.
Моя нога горела таким адским пламенем, что казалось, будто я
засунул ее в лаву, да еще пару поленьев подбросил, дабы ярче
горело. Терпеть не было сил, и я, не доставая до затвора, просто
пробил рукой угол створки и выгнул ее наружу, предварительно
сообщив детям, чтобы они отошли подальше.
После этого, наплевав на предупреждения искина и молчаливые
возмущения Алин, чей коммуникатор я до сих пор не активировал, в
обход правил безопасности, воспользовавшись аварийными протоколами,
ввел себе очередную дозу анестетика.
Спохватившись, до того, как отойти в страну розовых «обезьян»,
что уже как пол часа весело кружились вокруг меня, дал команду на
разгерметизацию брони и включил разговорное устройство Алин.
Следующий период жизни почти выпал у меня из памяти. Как меня
выковыривали из покорёженного «голема», я не помнил. Лишь изредка
приходя в себя, понимал, что еще жив.
Какой был по счету день после нашего прибытия в этот ангар,
точно сказать не мог. Может быть, пятый, а может, двадцать пятый.
Приходил в сознание лишь только для того, чтобы опять впасть в
забытье.
Встать с постели у меня не получалось, да что там встать, я даже
глаза открывал с трудом. Со зрением творилась какая-то ерунда. Все
вокруг было расплывчато, как бы я не напрягал зрение.
Со слухом тоже творилась какая-то ерунда. Громкость окружающего
меня мира постоянно скакала. То я не мог разобрать, что мне говорит
стоящая предо мной Лирэ, то слышал, как тихо бормочет во сне Рэф.
Но самое плохое: я вновь перестал понимать их речь.
Этот период бездействия превратился для меня в сущий кошмар.
Когда я бодрствовал, меня беспокоило, что Алин могла рассказать
детям, кто убил их семью. Из-за отключения лингвиста опасения лишь
усиливались, ухудшая и без того плохой аппетит.