– Видимо, зря я детям сказал про пару минут, – поморщившись от
непрекращающейся истерики, подытожил я, слушая все, что она обо мне
думает. Подумав, вновь отключил ей звук и, связавшись с Рэфом,
сообщил, что скоро до них доберусь.
Пообещать, как обычно, оказалось значительно легче, чем
исполнить. При попытке встать на ноги системы костюма протяжно
завыли, сообщая об окончательном выходе из строя поврежденной ноги,
которая превратилась в неподвижную колодку.
Прикинув, что смогу дохромать до контейнера хотя бы на одной
рабочей конечности, используя вторую в качестве опоры, попробовал
встать на обе ноги. Встав в полный рост, сделал шаг вперед, затем
еще и еще.
Скорость оставляла желать лучшего, и я едва ли успел пройти
половину пути, когда поврежденная часть, раскуроченная мелкими
«обезьянами», сильно заскрипела, и я почувствовал обжигающую боль в
и так раненной ноге.
Извернувшись, мне удалось увидеть сквозь осыпавшийся ремонтный
«герметик», что тонкая трубка, неизвестно для чего служащая, вошла
в икроножную мышцу, разрывая ее.
Не отключился я, наверное, благодаря только очередной порции
обезболивающих, что ввел мне искин, своевременно реагируя на мои
повреждения.
Волна холода пробежала по всему телу от головы до кончиков
пальцев, вымораживая меня изнутри. Но костер, на котором какой-то
садист жарил мою бедную ногу, всего лишь немного поутих.
Из-за холода мысли в голове стали путаться, и я, еще не до конца
осознавая, начал падать на пол лицом вперед. Очередной удар тупой
болью отозвался во всем теле, заставляя вскрикнуть.
Искин вопил, не взирая на мои попытки его отключить, о
возможности интоксикации из-за превышения допустимой концентрации
лекарств организме и возможном повреждении внутренних органов.
Из всей этой медицинской терминологии, периодически доходящей до
меня, понял, лишь то, что больше болеутоляющих не получу. Это меня
так расстроило, что я бы даже заплакал, не будь мой организм
настолько сильно обезвожен.
Сквозь туман в голове пробились чьи-то голоса. Точно, Лирэ и
Рэф. Я же должен был освободить их. Не дать умереть. Я же
обещал!
Вытянув вперед руку, подтянулся на ней, помогая непострадавшей
ногой. Двигаясь вперед, словно на половину парализованная гусеница,
я в полузабытье твердил про себя, что нельзя терять сознание.
Каждое движение отдавалось болью в ноге, но именно благодаря ей я
окончательно не потерял сознание.