– А-а, – заорал щербатый, оставив копье и трупе стражника. Он
отпрыгнул, схватил правой рукой почти отрубленную левую и повалился
на пол, заливая его кровью. Теперь предводитель ламбрийцев, тот,
что был в дорогой кожаной рубахе, стоял перед Волковым. Это был
сильный опытный мужчина, проживший большую часть своей жизни на
войне. Он умело сжимал копье и готов был нанести удар.
У того, кто вышел со щитом и мечом против копья, всегда будет
возникать вопрос: куда копейщик нанесет удар в пах или в лицо?
Холодные и спокойные глаза ламбрийца не выражали ничего кроме
сосредоточенности и внимания. Он не спешил. Не наносил удары. А
куда ему было спешить? Секунды идут, тетива арбалета натягивается,
нужно просто подождать, пока щелкнет фиксатор, пока на ложе ляжет
болт. Он это понимал, и Волков это понимал. Поэтому Волков сделал
шаг и выпад. Ламбриец легко парировал и тут же нанес удар. Волков
просто кишками почувствовал, что удар придется в пах. Так и вышло.
Волков щитом отвел удар, и наконечник копья звякнул о поножи. А меч
солдата рассек воздух очень близко от лица и плеча копейщика. Снова
пауза. Снова напряженное внимание обоих. Секунда. Две. Три. И вдруг
отчетливо слышимый щелчок. Тетива натянута. Болт уложен на ложе.
Арбалетчик снова свистнул.
«Значит, свистом он сообщает о своей готовности, а кожаный
сейчас даст добро на выстрел».
И тут же ламбриец в кожаной рубахе ударил копьем в пол. Волков
сразу отпрянул назад. Он слышал, как тенькнула тетива, отправляя
снаряд в его сторону. Он ждал, что снаряд мелькнет мимо него… и тут
же получил сильный удар копья в лицо. Этот удар убил бы его на
повал, разломил бы челюсть, прошел бы через горло и рассек бы
позвоночник сразу под черепом, если бы не горжет, прикрывающий
горло и нижнюю часть лица. Горжет выдержал удар, и наконечник копья
звякнул, скользнув в сторону.
Рефлекторно, не целясь, Волков по-дурацки отмахнулся мечом в
ответ. Это был не удар и не выпад. Он не рубил и не колол. Просто
махнул и слегка самым кончиком достал лицо ламбрийца. Достал самым
кончиком, не сильно. Но меч у Волкова всегда был заточен до
состояния бритвы. Большинство его коллег считало это излишним, но
он всегда точил и точил своё оружие. Чистил и точил. И теперь этот
слабый, неточный взмах рассек лицо ламбрийца от скулы до нижней
челюсти так, что через щеку можно было вставить в рот палец, а
кровь из раны потекла ручейком, заливая дорогую, двойной кожи,
красивую, подкольчужную рубаху. «Какие бы вы не были опытные и
сильные, а доспехи-то надо было надеть», - думал Волков. И тут он
снова услыхал щелчок, снова тетива была натянута. Солдат буквально
чувствовал, как лохматый арбалетчик кладет болт на ложу. Он
инстинктивно поднял щит повыше, чтобы прикрыть голову, а глава
ламбрийцев выплюнул добрую порция крови и заорал на
ламбрийском: