– Стреляй! – Заорал ламбриец, роняя копье.
Волков закрыл голову щитом и присел. И в ту же секунду болт
пробил щит и вышел на полпальца с внутренней стороны.
«Чертовски хороший арбалет» – подумал солдат.
И тут же сделав шаг к ламбрийцу, прямым уколом в грудь убил его.
Быстро, коротко, прямо в сердце. А в это время здоровяк все-таки
вырвал у стражника барона и руку с топором и с оттягом рубанул им
бедолагу. Кровь брызнула на стену фонтаном. Стражник захрипел,
обмяк и повалился на пол, а здоровяк рубанул еще раз, чтоб
наверняка. И теперь они смотрели друг на друга. И оба все понимали.
У человека с топором мало шансов победить человека с мечом и щитом,
и почти нет шанса победить человека в доспехах. Но у человека с
топором есть дружок с арбалетом, а у человека в доспехах дыра в
ноге и полный сапог крови. А еще человек в доспехах должен
повернуться к человеку с топором лицом, после чего его щит не
сможет защитить его от арбалетчика. Все оставшиеся в живых в
харчевни были опытными людьми. Все всё понимали. Секунды шли.
Здоровяк восстанавливал дыхание. Арбалетчик снова натягивал тетиву,
а кровь из раны в ноге текла в сапог Волкова, и ему надо было
что-то делать.
В шлеме и подшлемнике плохо слышно, еще хуже слышно, если под
шлем надеть горжет. Но щелчок замка арбалета Волков слышал
прекрасно. Надо было что-то делать. И он сделал единственное, что
мог. Перехватив меч в левую руку, он выхватил из-за спины из-за
пояса топор. И, вложившись в бросок, швырнул его в арбалетчика. Тот
не ожидал ничего такого и закрылся от топора арбалетом. Арбалет
выстрелил, и болт впился в потолочную стропилу. И тут же солдат
заметил краем глаза движение. Он машинально поднял щит и получил
страшный удар в него. Дорогой рыцарский трехслойный, клееный,
оббитый толстенной кожей и окантованный медью щит треснул пополам.
Такого в принципе не могло быть, но теперь это было два щита,
связанных между собой кусками кожи и медного канта. Сразу пришла
старая боль в левой ключице. Старинная, родная и привычная, с
которой он не расставался долгие годы.
А здоровяк замахивался топором опять, держа топор двумя руками.
Вряд ли какой шлем выдержал бы такой удар. И уж точно никакая
голова.
Отклонив голову в сторону, Волков поднял над головой обломки
щита и поддержал их рукой с мечом. Это все, что он успел сделать,
прежде чем топор опустился на него. Часть силы удара щит и меч
погасили, но даже после этого тяжелая железяка с треском опустилась
на левое плечо кирасы. Волков аж присел от тяжести удара. Меч
улетел за спину и звякнул о пол. «Вот теперь точно мне конец» –
подумал он, приходя в себя и глядя, как верзила снова поднимает
свой топор. Машинально, плохо слушающейся левой рукой, на которой
все еще болтались обломки щита, он вцепился в правую руку
ламбрийца, в которой тот зажимал топор, а правой рукой попытался
схватить его за горло. С таким же успехом можно было попытаться
схватить за горло быка-трехлетка. А ламбриец левой рукой взял его
за горжет, чуть приподнял и впечатал в стену. Он прижал его к
стене, но не мог рубить топором. Поэтому своими железными пальцами
он полез Волкову под шлем и не то хотел выдавить глаза, не то
просто раздавить череп или заткнуть нос и рот. Сила этого человека
была огромна. Волков буквально задыхался, его шлем слетел вместе с
подшлемником, но ему не хватало воздуха. И перед глазами уже
поплыли черные круги, из последних сил он держал правую руку
здоровяка, своей левой, которой тот держал топор, а в голове
пульсировала только одна мысль: