– Еще раз сравнишь меня с барыней – получишь по заду, а рука у
меня тяжелая. Неси молоко и постели постель.
Буркнув что-то едкое, девица ушла.
– Ёган! – Окликнул Волков мужика, сидевшего и дремавшего на
лавке.
– Да, господин.
– Перебери тряпки, посмотри, что можно отстирать, что зашить.
Остальное выброси.
– Все доспехи и оружие отнеси в мою комнату. Лошадь мою почисть,
а всех остальных покорми, – солдат кинул мужику маленькую
серебряную монету.
– Все сделаю, господин. – Ответил Ёган, ловя крейцер.
– А где тот мальчишка, что поехал к монахам?
– Не знаю, господин. Дорога не близкая, но, думаю, он уже должен
ехать обратно.
Тюфяк был старый, влажный и вонял гнилью, а вот простыня была
хорошей, плотной. На некоторое время такая простыня задержит
клопов. Нога, если ее не тревожить, почти не болело, а вот плечо
ныло, ныло, ныло и ныло. Хотелось все время перевернуться и лечь
поудобнее, или сесть, но, как он не вертелся, боль не проходила,
выматывала, не давала уснуть.
«Увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются, – в который
раз вспомнил слова старого сержанта солдат. – Это уж не извольте
сомневаться. Ad plenum». Он подумал, что без маковых капель заснуть
не сможет, и тут же заснул.
Глава 3
– Господин, господин! К вам пришли! – Тряс его Ёган.
– Что?
– Пришли к вам.
– Кто?
– От барона нашего.
Волков приподнялся на локте, огляделся, он был не в духе, заснул
только под утро.
– Кто пришел-то? Ты можешь сказать? – Чуть раздраженно спросил
солдат.
– Так командир стражи нашей. Удо его зовут.
– Один пришел?
– Один.
– Пусть входит.
Волков сел на кровать, прислушиваясь к своим ощущениям. Нога
чуть кольнула, когда он сел, а вот с плечом все обстояло куда хуже.
Шевелить рукой было больно.
И тут в комнату вошел высокий, под самый потолок, воин.
Начищенный шлем, судя по эфесу, добрый меч, старинный кольчужный
обер с капюшоном, не раз бывавший у кузнеца, поверх кольчуги чистый
сюрко, белый с голубым. Цвета местного барона, как на щите при
въезде в землю. Вошедшему не было и пятидесяти. Его подбородок был
свежевыбрит, а почти седые усы свисали чуть ли не до груди. Сразу
было видно, что это муж добрый, из старых воинов.
– Здрав будь, господин, – с заметным поклоном сказал он.
– Для тебя я не господин, но и ты здрав будь, брат-солдат.
Пригласил бы тебя присесть, но, видишь, тут не на что.