– Ха-ха-ха-ха, – засмеялся епископ. – Воровали! Какая
прелесть!
– Прибавьте к этому перековку, которой не было, и ремонт сбруи,
который был не нужен.
– Ты не только грамотный, ты еще и в лошадях разбираешься?
– У лейтенанта Брюнхвальда было четыре коня. У меня пятый.
Четыре года ими занимался я.
– И что ж было дальше, ты пошел к графу и сказал, что его
обворовывают?
– Нет, граф сам догадывался, а я не стал это отрицать.
– И что было дальше?
– В этот вечер меня пытались зарезать.
– Ах-ха-ха-ха, – снова засмеялся епископ. – Какая прелесть, люди
не меняются, hoc estverum.
– Malum consilium, для нападавших, – произнес солдат, – к тому
времени я уже многому научился у лейтенанта Брюнхвальда за четыре
года непрерывных сражений.
Епископ перестал жевать, отложил ложку. Он едва мог скрыть
удивление.
–Scitis lingua patrum nostrorum? – Спросил он.
– In mensura facultatem, - ответил солдат.
Епископ обернулся к монаху:
– Что скажешь?
– Скажу, что в этой фразе «in» не употребляется, достаточно
просто сказать «mensura facultatem»
– Да не это я имел ввиду, – епископ махнул на монаха рукой. -
Скажи, друг мой, а кто же тебя обучил языку знаний? Опять сам?
– Нет, монсеньор, на этот раз учитель был. Это был монах
фелинганского монастыря. Фон Бок в очередной раз не заплатил своим
наемникам, они начали грабить на востоке от озера Фелинга, хотели
разграбить сам город Фелинга, но там все было разграблено до них. И
тут им попался монастырь. Вынесли все ценное, а монастырь подожгли,
мы выбили их оттуда, и из огня удалось спасти четыре сотни книг.
Барон забрал их себе. Приказал мне их продать. Но в тех местах
людей с деньгами не было. Мы возили их с собой. А за нами увязался
один монах, брат Сульвио. Он все время ныл и просил их вернуть,
бубнил, что это большая ценность. Я захотел узнать, что же в них
такого ценного. А три четверти этих книг были написаны на языке
древних. Брат Сульвио сначала читал мне их по ночам, а потом стал
учить меня этому языку. За год я стал читать сам.
Епископ помолчал и произнес:
– Аббат писал мне, что ты редкий человек. Вижу, что он не
ошибся, - он опять помолчал, а потом предложил, указав на стол. –
Хочешь что-либо поесть? Присаживайся.
Сам епископ встал:
– Бери, что хочешь.
Солдат не шелохнулся. Он не ел со вчерашнего дня, но сесть за
стол после того как из-за него встал хозяин, значило признать себя
слугой или лакеем.