Сама не зная, почему прячется, она
укрылась за небольшой колонной из красного дерева и взглянула вниз.
В центре зала, засунув руки в карманы брюк, стоял Люциен в прежнем
обеденном наряде. Он был совершенно один, но все же с кем-то
разговаривал.
— Я умолял его, унижался, он даже не
взглянул на меня. Так надо и все тут, вот что он сказал. Разве отцы
так поступают?
Молчание. Он смотрел в определенную
точку, словно видел кого-то. Того, кого там не было и быть не
могло. Ему никто не ответил, но он все же продолжил:
— Я не смогу его простить. Никогда. Я
его ненавижу. Если бы он сдох там, вместо него, я бы только
обрадовался. О, не перебивай, дай я выскажусь! Мало того, что я ему
как кость в горле стою, он всю жизнь на меня косится, так еще и
решил лишить меня единственной радости в жизни? Как будто это не
было в его силах. Он мог помочь. Он просто не захотел. Преследует
только свои интересы, потому что он эгоистичный ублюдок, которому
не только до сына нет дела, но и до своей страны…
Он вдруг замолчал. Лиссарина так
испугалась, что ее заметили, что опасалась высовываться еще раз.
Кажется, она явно не должна была стать свидетелем этого разговора с
самим собой. Она прикрыла рот рукой, чтобы участившееся дыхание не
выдало ее присутствия.
Послышались медленные шаги. Люциен
поднимался по лестнице. Девушка глубоко вдохнула, вышла из укрытия
на свет и пошла уверенной походкой вперед, словно бы и не
останавливалась на минуту. Моля богов, чтобы сию же минуту наделили
ее актерским даром, она старалась делать невозмутимый вид, и когда
на последней ступени лестницы она столкнулась с Люциеном лицом к
лицу, приготовилась смело взглянуть ему в глаза и невинно
улыбнуться. Мол, здравствуйте, первый раз вас вижу, ничего не
слышала…
Но он молча прошел мимо, даже не
удостоив ее взглядом. Оставил после себя запах сигарет и мяты и
скрылся за поворотом. Не останавливаясь, с каменным лицом Лиссарина
преодолела все ступени и оказалась в небольшом зале. Ее не покидало
ощущение, что кто-то наблюдает за ней, но в зале никого не было,
что только подтвердило один странный и пугающий факт: Люциен
Монтфрей разговаривал с пустотой.
Ужин, на который графиня с дочерью и
воспитанницей были приглашены, оказался не вполне семейным. По
крайней мере присутствующие здесь пятьдесят человек уж точно не
были близкими родственниками Монфтреев. Лиссарина чуть не ослепла
от блеска бриллиантов на платьях дам, решивших нарядиться как на
бал. Может, такое было в порядке вещей в столице, но в Армаше к
ужину одевались неброско. Именно поэтому элегантные, но скромные
платья Кассимины, Ровенны и Лиссарины тускнели в общей яркости и
роскоши.