Ваня?
Я злюсь на собственное воображение, что так бесцеремонно выдернуло меня из райского места, и неспеша оглядываюсь: голые стены, одинокая койка, белый умывальник, тумба со сломанной скрипучей дверцей, решетка и больше ничего. Ни намека на то, что Ваня был здесь и пытался свести счеты с жизнью. И верно, его ведь больше нет.
Но почему я осознаю это только сейчас?
Сознание снова сыграло злую шутку, и его коварное баловство вымотало меня. Сил не осталось. Ухватится за реальность кажется чем-то невозможным. Она лежит на ладони, но тут же просачивается сквозь пальцы, мерзавка, растворяется в воздухе и еле уловимо посмеивается.
Когда же это закончится? Когда?
Меня отвлекает настойчивый стук в дверь, я незамедлительно подскакиваю с кровати, поправляю больничную сорочку и встаю посреди палаты.
– Входите, – мое приглашение остается неуслышанным, и тогда, прочистив горло, я повторяюсь: – Входите же!
Дверь распахивается, на пороге появляется черный силуэт, но гость не проходит в палату. Так же как и я, он не решается сделать шаг навстречу. Секунды зрительного гипноза превращаются в мучительную вечность. Все это время я не дышу, боюсь моргнуть и потерять картинку, и только беспокойное сердце, как под действием гигантского магнита, выламывает грудную клетку, в надежде оказаться в руках гостя.
– Рэй? – молвлю я, чувствуя, как подкашиваются колени.
Он грустно усмехается, но продолжает оставаться на месте.
– А ты думала Клуони?
Карие глаза парня полны сочувствия, ему меня жаль, что вполне ожидаемо, но до боли неприятно. Последнее время я ловлю на себе только жалостливые взгляды, но привыкнуть к этому сложно, а может даже невозможно.
– Салют, – на выдохе прошептал он и болезненно улыбнулся.
Рэй совсем не изменился – он высок и сокрушительно красив. Темные пряди попадают на лоб, сливаясь с изогнутыми бровями. Губы слегка приоткрыты. Черная футболка обтягивает спортивную грудь, а поверх, неизменно, накинута кожаная косуха.
Я не успела выйти из транса, когда Рэй пошагал в мою сторону. Через краткое мгновение он заключил меня в крепкие объятья, что сдавило грудь и ребра, уткнулся холодным носом в плечо и еле слышно прошептал:
– Черт, Художница, как же я скучал.
Мое сердце разбухло, словно его накачали горячим воздухом. Почувствовав знакомый аромат, тепло родного человека, его прикосновения, я едва поглотила крик радости.