Счастье разбилось о распахнутые ворота. Арман въехал во двор и
чуть покачнулся от слабости. Ну, конечно, никого нет. Все ждут в
зале. Все жаждут зрелища, крови и смерти. Боги... за что?
— Я помогу, — подставил плечо неведомо откуда появившийся
Нар.
На сердце потеплело, тело вновь налилось силой. Арман ведь не
один, правда? И Нар стоит рядом, протягивает чашу с питьем, и конь
горячо дышит в затылок, и собственная смерть уже кажется не такой
страшной, как страх за этих двух:
— Уходи! — выдохнул Арман, отталкивая руку Нара с чашей. —
Убегай, пока тебя не видели!
— Мой архан...
— Уходи! Только твоей смерти мне и не хватало! И Искру забери...
он твой... и это забери, — Арман достал из-за пояса кошелек, сунул
в холодную ладонь.
Глаза Нара в свете фонарей удивленно расширились, губы
побледнели:
— Недостоин я.
— Больше всех достоин!
Зов вновь усилился, почуяв задержку, но на этот раз Арман
заставил себя остаться на месте. Еще немного, еще чуть-чуть, чтобы
попрощаться, а потом уже гори все ярким пламенем.
— Только ты меня не боялся. Только ты не считаешь убийцей. И
няня. Но о няне позаботятся... о тебе — нет! Убьют, как и меня!
— Убьют? — непонимающе переспросил слуга, и руки его, держащие
чашу, вдруг задрожали. — Убийца?
— Все знают, а ты, как всегда, в неведении, — горько усмехнулся
Арман. — Забирай золото, коня и уходи. Это последний приказ. Ты
ведь не ослушаешься?
Арман был уверен, что не ослушается. Он порывисто обнял не слугу
— единственного друга, похлопал его по спине, и, разжав объятия,
направился к крыльцу. Уже у самых ступенек грустно улыбнулся,
услышав, как упала чаша, как выдохнул шумно Нар. Может, он
единственный, кто станет оплакивать Армана. Еще и няня... И Аланна.
Но Аланна маленькая, скоро забудет, как почти уже забыла своих
родителей. Это и хорошо, что забудет, правильно.
Пустынная зала хмуро поблескивала полумраком в зеркалах.
Лестница показалась бесконечной. Чуть не упав на ярко-красный
ковер, Арман схватился за увитые гирляндами роз перила и лишь
усмехнулся, когда острые шипы вонзились в ладонь. Завтра болеть не
будет. Впрочем, какое завтра? Болеть не будет уже совсем скоро. Ни
горевшая, почти не слушавшаяся нога, ни ладонь, на которой росла
бусинка крови. Ни душа, истекавшая горечью. Боги суровы и
несправедливы. Они дают харибов даже самому захудалому арханишке, а
Арман вот недостоин. Интересно, почему недостоин? Но у кого
спрашивать-то?