— Уходи! — приказал Арман. — Забудь, что видел!
— Сгинешь тут один! — испугался неверия мальчик.
Арман тихонько засмеялся. За него боится, не за себя. Как можно
быть таким глупым?
— По моему следу идут собаки, — пояснил глупцу Арман. — Не
слышишь? Свора совсем близко, сейчас тут будет дозор. Мне ничего не
сделают, а ты... рыбу ведь у архана воровал, правда? Еще и маг.
Умереть хочешь?
Мальчик смутился, опустил взгляд. Не хочет.
— Иди! — приказал Арман, и тут же, сам не зная зачем,
добавил:
— Будет совсем худо — приходи в мое поместье. Арманом меня
зовут. Я добро помню. А будешь болтать о том, что видел...
— Я никогда, — испугался мальчик. — Никогда тебя не предам!
Арман поверил. Выдавил еще раз:
— Иди, — и поспешно встал на четвереньки.
Его долго и мучительно рвало съеденной рыбой. А когда он
очнулся, мальчика-рожанина, на счастье, уже не было.
Обессиленный, Арман перекатился по траве и вновь свернулся в
клубок. Он соврал мальчишке, он далеко не был уверен, что ему
ничего не сделают, но он подумает об этом позднее. Сейчас его
лихорадило. Расцарапанные ладони болели невыносимо, желудок сжимало
в комок, горло пересохло, приближающийся лай отзывался в голове
набатом боли.
— Арман! — догнал его у края пропасти голос опекуна. — Глупый
мальчишка!
Очнулся он поздней ночью, в своей спальне, обессилевший, но все
же живой и не в кандалах. Это радовало. Пить хотелось невыносимо...
Арман попросил вслух, но, когда его никто не услышал, встал и
побрел к столику у боковой двери, на котором обычно стоял кувшин со
свежевыжатым яблочным соком. Дверь в кабинет была приоткрыта,
оттуда доносились приглушенные голоса, и, прислушавшись, Арман вмиг
забыл о жажде:
— Я согласен с тем, чтобы мои люди забыли, — возражал опекуну
Люк. — Но я должен помнить, что мальчик оборотень.
— Зачем?
— Затем, чтобы не подстрелить его ненароком, когда он вновь
превратится в зверя. И уберечь от него людей.
— Арман бегал всю ночь, но никого не убивал. Иначе бы виссавийцы
к нему близко не подошли, и ты это знаешь.
Арман скривился. Ну да, царапин на ладонях не было. И голова не
болела, и лихорадки как не бывало. Опять над ним целители
поработали, на счастье, пока он был в забытье, оттого и боли не
помнил.
— И все же.
— Я вижу, что ты не понимаешь, — продолжил Эдлай. — И потому
хочу, чтобы ты забыл. Родители Армана ларийцы, оба, отец его после
смерти жены стал телохранителем нашей повелительницы, приехал в ее
свите в Кассию и привез своего первенца. Но он лариец... а при
ларийском дворе оборотни все.