И увидел это отец их, великий Радон. И дал миру двенадцатого
сына, простого человека. И водрузил на голову его корону из
одиннадцати камней, и дал ему власть над Кассией.
И пришел гордый правитель смиренно к одиннадцати братьям своим,
и на колени перед ними опустился, и голову свою склонил. Попросил у
них защиты и совета. И увидели одиннадцать перед собой человека
чистого, сильного, и воспылали любовью к брату своему двенадцатому,
и служил двенадцатый посредником между братьями своими и
разочаровавшими их людьми.
Но велика зависть людская и стремление людское к власти. И убили
люди двенадцатого сына бога, в надежде получить власть его над
неукротимыми братьями. И разгневались одиннадцать сыновей Радона, и
пронесся гнев их над Кассией, разрушая все на своем пути. Встал
перед ними Радон и молвил:
— Не можете вы жить в этом мире, дети мои, и в мир богов забрать
я вас не могу. Потому будут души ваши просыпаться в телах
человеческих, и будет пробуждаться ваша сила при виде потомков
двенадцатого. И воспылаете вы к этому потомку любовью искренней, и
служить будете у трона его, и жизни ваши будут щитом ему. А коль не
встретите в своей жизни ни единого потомка двенадцатого брата
своего, то так и проживете, как простые люди, до самой смерти
своей.
И стало по слову его. И стоит между миром людей и богов
ритуальная башня, и ждут в нем пробуждения двенадцать душ сыновей
Радона. И вечно будут служить они людям, и будут вечным и прочным
мостом между кассийскими богами и кассийским народом.
Дождь зачастил надолго, серой пеленой
укутывая утро. Арман развернул на скользкой дорожке огнистого и
обернулся на белевшее в ветвях яблонь поместье. Он даже и не думал,
что уезжать будет так сложно... но он выбрал. Столицу.
Щека болела невыносимо. Опекун не
корил за непослушание, лишь ударил раз, а потом прижал крепко и с
мелькнувшими в голосе слезами сказал:
— Глупый мальчишка. Хорошо, что жив
остался.
И Арман впервые тогда вдруг понял,
что дорог, оказывается, Эдлаю. И Виресу, что навестил тем же
вечером — дорог. И даже своим людям... роду, который впервые мог
назвать своим.
— Мы найдем того, кто это сделал, —
пообещали Арману и тем же вечером бросили к его ногам немолодого
уже, напуганного до смерти мужчину.
Арман лишь кинул быстрый взгляд на
испачканную в крови бороду главы лирейского семейства и подумал
вдруг, что ему все равно. Главное, что он жив, что Нар рядом, что
они уберутся завтра из этого паршивого поместья и смогут все
забыть, оставить за спиной.