Арман не знал. Не хотел знать. Он грелся в лучах захлестнувших
его чувств и не спешил одергивать все так же вцепившегося в его
рукав рожанина.
— Ты дрожишь, мой архан, — выдохнул пришлый. — Плащ мне отдал...
а уже свежо. Замерзнешь.
— Я не такой слабый, как тебе кажется.
— Ты сильный, — уверил его пришлый, уверил так светло, так
искренне, что в душе что-то шелохнулось, отозвавшись разлившимся по
сердцу теплом. — Я — слабый.
И взглядом будто добавил недосказанное: «Без тебя не
выживу».
«Выживешь, — хотелось выкрикнуть в ответ, — еще как выживешь!»
Но вместо этого Арман резко поднялся и приказал застывшему
кузнецу:
— К управляющему его отведи. Прикажи хорошенько отмыть и
приставить к домашним слугам.
— Да как можно? — воскликнул кузнец. — Без добра ведь
оставит...
Недоверие к пришлому почему-то полоснуло по гордости раскаленным
железом. Еще не понимая, почему злится, Арман с трудом проглотил в
горле комок гнева и медленно повернулся к кузнецу.
— Ты мне перечишь?
Не надо было опускать щитов, чтобы заметить ужас в глазах
верзилы. Кузнец дернулся нервно, отпрянул, пошел красками, лицо его
перекосило от страха, а Арман тихо, едва слышно, продолжал:
— Ты чуть было не убил человека... Без моего приказа. В моем
доме. И осмеливаешься мне перечить?
— Мой архан... — всерьез испугался кузнец, продолжая пятиться к
сараю.
Арман лишь криво улыбнулся. Эдлай прав, он был излишне мягок и
податлив, он распустил своих людей. И если сегодня в очередной раз
смилостивится и не накажет, завтра будет хуже.
— Мой архан, — вторил кузнецу другой голос. — Не надо...
прошу.
Арман сам себе не поверил: чужие руки обхватили его колени, не
давая ступить и шагу. Арман попытался вырваться, но пришлый держал
крепко, продолжая шептать глупые слова:
— Не из-за меня. Не порть свою душу из-за меня. Я этого не
вынесу, мой архан! Умоляю, не из-за меня!
Порть? Арман резким движением высвободил ноги из чужих объятий,
бросил последний взгляд на мальчишку и смутился — светлые глаза
горели преданностью. Не страхом, которого так много было в слугах,
не боязнью наказания — а невесть откуда взявшейся, шальной и глупой
радостью. А ведь знал же, кем был Арман на самом деле, знал — и все
равно не боялся. Воистину глупый.
Но на душе почему-то стало тепло и спокойно.
— Ты меня слышал, — сказал Арман кузнецу. — Головой за него
отвечаешь.