– Насколько я понимаю, мне нужно выпотрошить из этой семейки все до копейки, так?
– Совершенно верно, – сурово ответил Дауров.
– А почему ты поручаешь это именно мне? Мог бы поставить эту задачу своим «бычкам», отдал бы им за работу не половину всей суммы, как мне, а, скажем, десять процентов.
– Опасная семейка у них, – отозвался кавказец, – волчья семейка. Не всякий справится. Ты же – безусловно справишься.
– Еще бы, – холодно отозвался Владимир. – А чем это они тебе так досадили?
– Были дела. Это в принципе несущественно.
Владимир кивнул головой: профессионал до мозга костей, он привык не вникать в не относящиеся к «теме» дела, исходя из принципа: меньше знаешь – целее будешь.
– Так что дело ничуть не опаснее, чем любое из тех, что ты проворачивал, когда работал в отделе, – сказал Дауров.
– Ясно. Мне звонить отсюда?
– А что медлить – звони отсюда.
Влад взял трубку телефона, но тут же положил ее обратно и повернулся к заказчику:
– Значит, волчья семейка, говоришь? Ну что ж, хоть волчья. У нас и такой не будет. Мы с тобой – волки-одиночки.
– Какие твои годы? – отозвался Дауров. – Глядишь, еще переменишься к семейной жизни. Это мне в самом деле поздно, да и незачем… А ты, Володя, еще успеешь, если что.
Владимир скептически покачал головой: верно, мысль о том, что когда-нибудь у него может быть семья и дети, показалась не слишком абсурдной.
Молодой «волк» снял телефонную трубку и, набрав указанный Зауром Дауровым номер, проговорил:
– Инна Алексеевна?..
ГЛАВА 1
СУЖЕНЫЙ С НЕБА
(2002 год здесь и далее)
– У-уй, йо-о-о…
Белая муть с кисельными размывами понемногу обернулась потолком, в углу которого неподвижно застыла, запутавшись в застарелой драной паутине, стрекоза. Афанасий Фокин, созерцающий эту картину в трясущемся калейдоскопе своего утренне-похмельного взгляда на мир, не мог поручиться за то, что эта стрекоза не является плодом его больного воображения. Или зрительной дисфункции. Но и совершенно исключить вероятность существования этого насекомого он не мог, благо в ушах кто-то жужжал, то усиливаясь до надсадного гудения, а то стихая до шороха волн, волочащих за собой мелкие камешки.
Афанасий решил приподняться, но кто-то самым возмутительным образом засадил ему в затылок тупую свинцовую чушку, он пробормотал невнятное ругательство и ухнул головой в подушку. Некоторое время изображал из себя циклопа, пораженного Одиссеем в единственный глаз, а потом пробормотал: