— Марон! — крикнул я, что было
сил.
— Да? — раздалось откуда-то
снизу.
— Больше никогда не давай мне эту
настойку!
— Хорошо.
— Кстати, а что с моей рукой? Может
быть, уже можно снять бинты?
— Давай попробуем. Спускайся
сюда.
Я слез с крыши, зашёл в наше убежище.
Терн и Олаф ещё спали. В обнимку.
Марон принялся аккуратно разматывать
бинты на моей руке, отматывая слой за слоем. Рука выглядела ужасно.
Вся была в шрамах и потеряла былую форму. Плохо чувствовала
прикосновения, словно я её отлежал, и была немного холоднее
остальных частей тела. Я попытался пошевелить пальцами, но ничего
не вышло. Их я вообще не чувствовал. На мои потуги они не
реагировали.
— Марон, я не могу пошевелить
пальцами и не чувствую их, а в локте разгибаю и сгибаю её еле-еле.
Ты ведь можешь приготовить настойку, чтобы это исправить?
— Увы, нет. Тут никакой знахарь не
поможет. Я сделал всё, что мог. Обычно в таких случаях руку просто
отрезают. Но я решил, что такая рука лучше, чем вообще никакой. Ну
и я хотел поэкспериментировать. Никогда раньше не пришивал руку,
которая почти полностью была оторвана. Не думал, что вообще
получится. Так что всё и так слишком удачно вышло, — довольно
произнёс Марон.
Он просто поэкспериментировал… Моё
сердце забилось чаще. Больше всего меня испугал не вид моей
конечности, а то, что с этим подобием руки мне придётся провести
всю оставшуюся жизнь. Неприятно. Может быть, смогу как-то исправить
ситуацию, когда окажусь в нашем мире. Ещё один повод поскорее
вернуться домой, хотя и уже имеющихся мне хватает, чтобы ежедневно
думать о доме и возвращении.
— Друзья! Пора выслеживать караван и
отправляться в гости к олодцам. Они нас уже заждались.
Терн и Олаф зашевелились и
проснулись.
Сборы закончились быстро. Большую
часть вещей мы оставили здесь. Мы дошли до обрыва, выбрали
подходящее место для засады возле поворота дороги. Отсюда она
отлично просматривалась. Марон и Терн нарубили в лесу лиан и
спустили их вниз. Теперь мы могли в любой момент спуститься на
дорогу.
В первый день, как назло, никто по
дороге не проезжал. На второй тоже, так что ночевали мы в нашем
лагере. На третий день нам повезло. По дороге ехал большой крытый
фургон, запряжённый четырьмя эйхо. Крыша его была размалёвана в
яркие цвета.
— Бродячие артисты, — прошептал
Олаф.