Как-то вечером он провожал ее домой, а над ними было высокое тихое небо, небо, свободное от облаков и самолетов. Он напевал вполголоса, словно про себя, с неопределяемым американским акцентом международных шансонье:
Орел – мы поженимся, крошка,
Решка – круиз нас ждет впереди.
Орел! Так беги же, родителей предупреди.
Потом он замурлыкал только мотив, без слов, а она воображала, что слышит слова снова и снова. Так продолжалось, пока они не подошли к калитке, пропитанной креозотом и увенчанной восходящим солнцем, где Джин крепко прижалась к лацкану его пиджака, прежде чем отпрянуть и вбежать в калитку. Может, это какая-то вредная дразнилка, думала она, вроде шуточек дяди Лесли. Она напела мотив, словно проверяя, но ответа не нашла: просто замечательный мотив.
На следующий вечер, когда они дошли до того самого места, а небо было таким же нежным, она почувствовала, что вот-вот задохнется. Не меняя шага, Майкл продолжил песенку:
Орел – народим шесть детишек.
Решка – кота заведем,
Орел! Ну, что скажешь?
Может, сейчас и начнем?
Она не знала, что сказать. Даже думать не получалось.
– Майкл, мне нужно спросить…
– Ну? – Они оба остановились.
– Когда ты пришел в первый раз… Ведь у нас с затемнением все было в порядке, правда?
– Да.
– Я так и подумала. А потом ты наплел мне всякую ерунду про ступни полицейских.
– Виновен.
– И ты не сказал мне, что в пиво сахар не кладут.
– Не сказал, мэм.
– Так зачем мне надо выходить за такого?
Она замолчала. Обдумывая ответ, он взял ее под руку.
– Ну а если бы я зашел к вам и сказал: «Я просто хочу сказать, что затемнение у вас – лучше некуда, и, кстати, ступни у меня повернуты как полагается, проверьте, если хотите», – ты бы второй раз на меня не посмотрела.
– Да, может быть. – Он облапил ее обеими руками. – И раз уж мы начали разбираться, я хочу еще спросить. – Он чуть нагнулся, словно собираясь ее поцеловать, но она продолжала. Один из вопросов ее детства, но она смутно чувствовала, что им всем нужно найти ответы, прежде чем начнется ее взрослая жизнь. – Почему норки чрезвычайно живучи?
– Еще одна загадка?
– Нет. Я просто хочу знать.
– Почему норки чрезвычайно живучи? Какой странный вопрос. – Они пошли дальше. Он решил, что она не хочет, чтобы он ее поцеловал. – Норки вредные и злобные паршивки, – объявил он, не слишком довольный своим ответом.