- Так-то ты меня ждешь, милёнок разлюбезный? – грубо толкнула
меня сердитая Василиса.
Надо же... Уснул я с пачкой долларов в руках, раскладывая ими
пасьянс по годам выпуска.
И лампа керосиновая горит.
И ноутбук пашет, батарею жрёт.
Совсем забыл за эти трое суток ««потустороннего времени»», что
сам же и приглашал Василису на ночной перепихон. Это я трое суток
пахал без продыху, а для нее только-только день прошел, в который
мы купаться на море ездили. Стыдобища. Позор на мою бывшую седую
голову.
- Что это? – спросила Василиса, поднимая со стола банкноту. -
Чего это тут пять?
- Деньги, - ответил я. – Пять долларов.
- Странные какие-то деньги, – покачала головой вдова. – У нас
они совсем не такие. Где это такое тратить можно?
- В Америке.
Женщина что-то прикинула для себя в молчании и, решившись,
спросила.
- Возьмёшь меня туда с собой? Любопытно поглядеть, как в других
местах люди живут.
Вот-вот… тратить твои деньги любая баба готова в любой
момент.
- Взял бы охотно, - ответил я, ничуть не погрешив против
совести, - да только ты вернуться обратно не сможешь.
- Да. Трепались дворовые тарабринские бабы о чём-то таком. -
Согласилась со мной Василиса и задумалась.
- Семья твоя большая? – интересуюсь.
- Семеро братьев и сестёр. Два десятка племянников и племянниц.
У священников всегда большие семьи. У нас еще средняя была. –
Улыбнулась Василиса. – Одна я пустоцвет.
- Часто с ними видишься?
- Как когда... – отвечает. – По большим праздникам собираемся у
кого, по очереди. Но больше по разным там радостным или трагическим
случаям. Последний раз все виделись на похоронах матери.
- Так вот. Если мне тебя с собой в другое время взять, то ты их
никогда больше не увидишь. Никогда. Осознаешь? Я один у папы с
мамой рос. Всегда хотел братьев иметь. И сестёр. Но…
- Поняла. А жалко.
- Лучше на это погляди, – передал я ей подарочную коробку с
комбинацией.
Пусть отвлечётся.
- Это мне? – охнула Василиса на яркий картон упаковочной
коробки, а руки ее уже сами собой атласный бант развязывают.
- Тебе. Тебе. – Улыбаюсь своим беззубым ртом.
- Какая красота, - ахнула Василиса, разворачивая комбинацию. –
Но срамота же жуткая.
- А ты только для меня ее одевай. Вместо этой, - дернул я за
длинную батистовую ночную рубашку.
- Ну, разве только для тебя, когда никто другой не видит, -
склонила голову к плечу.