- Когда-то давно, конкретно: за четыреста тридцать лет до
рождества Христова, в Греции… это там, где апостол Павел ковры
делал и соседям советы давал, случилась война. Пелопоннесская.
Противник Афин - Спарта воевал по-степняковски. Хотя и пешком.
Вскочат на афиненную территорию, всё пожгут-поломают, полон
ухватят. И - назад. Крестьяне тамошние кинулись в город. В Афины
эти. А на них рассчитано не было. Многим даже места под крышей не
нашлось. На улицах жили, в бочках, в сырых подвалах, в конурах.
Тепло там, в Греции. «Жили» - в всех смыслах. Выделяя все обычные
выделения собственной жизнедеятельности в неподготовленных для
этого местах. Проще скажу - повсеместно.
Внимательно осмотрел своих ближников.
Терентий резко покраснел: я ему третьего дня выговаривал по
поводу недостатка сортиров в одном новом поселении. Его помощник,
присутствовавший при беседе и вздумавший рассказывать типа:
- Да чё там… в кустики сбегают. Чай не бояре…
получил должность бригадира сортирщиков и отправился копать ямы
установленного профиля. Попутно меняя мировоззрение. Мировоззрение
мне снаружи не видать, но если характерных строений требуемого
качества и количества не будет, то следующие отхожие места будет
строить в вечной мерзлоте. Оба. О чём Терентию и было сообщено.
У него и так-то... «противозачаточная внешность». А когда эта
«внешность» ещё и багровеет…
Продолжим.
- Жили они там, спасались. И пришла к ним чума. Которая не чума.
А брюшной тиф.
- А чегой-то?
- А тогой-то. Тоже зараза, только чуть другая. Офигевшие от мора
афиняне решили: гнев богов. Язычники, что возьмёшь. Загнобили по
этому поводу своих лучших людей. Перикл у них такой был. Сняли с
должности: идолы, де, обижаются. Он и помер. И иные во множестве.
Все так перепугались, что спартанцы город брать боялись. Пограбят
округу и назад.
Я попытался представить как «вершины мысли, образцы демократии и
светочи культуры» заливают свой прекрасный город поносом… «Человек
- это звучит гордо»… Не там, не тогда.
***
«...без всякой видимой причины внезапно схватывал прежде всего
сильный жар в голове, появлялась краснота и воспаление глаз; затем
внутренние части, именно гортань и язык, тотчас затекали кровью,
дыхание становилось неправильным и зловонным... наступало чиханье и
хрипота, а немного спустя страдания переходили в грудь, что
сопровождалось жестоким кашлем. Когда болезнь бросалась на желудок,
она производила тошноту, и затем следовали все виды извержения
желчи, обозначаемые у врачей особыми именами, причем испытывалось
тяжкое страдание.