- Рыцарь Божий, хранитель веры, коего многие заслуженно зовут
Инквизитором, Иероним Фолькоф. - Представил Волкова барон.
Герцог и господин в мехах поклонились ему в ответ. Вернее,
господин поклонился, а герцог выразил свою благосклонность
милостивым кивком.
Барон начал расхваливать кавалера, говорил, что рыцарь, принял
близко к сердцу то положение, в которое попал двор, и сделал все,
что было можно, чтобы положение сие не усугубилось.
Он говорил и говорил, нахваливал, Волкова, рассказывал, что он
претерпел, в Хоккенхайме, а герцог тем временем встал и, подойдя к
Волкову вплотную, заглянул ему в лицо и спросил негромко:
- Так это вы убили моего лучшего рыцаря?
Барон замолчал. В зале стало тихо. И только кавалер стоял
напротив герцога. Лицом к лицу. Мог, конечно, кавалер начать
спрашивать мол, кого, когда. Но это было бы глупо и низко, словно
он юлит и боится. И он ответил просто:
- На то была воля Божья.
- Божья? - На изъеденном оспой лице герцога появилась недобрая
улыбка.
- Не я искал ссоры. Не я приехал к нему. - Твёрдо сказал Волков.
- Он искал меня.
- А арсенал, что вы разграбили в Фёренбурге, тоже искал вас? -
Продолжал улыбаться курфюрст. - А храм там же тоже вас искал?
- Раку из кафедрального собора Фёренбурга я забрал по велению
епископа Вильбурга. Он дал мне денег и велел собрать людей, чтобы
сделать это. А арсенал города я не грабил, я отбил его у рыцаря
Левенбаха, врага вашего, и рыцаря этого я убил. В моём обозе его
шатёр. А то, что люди мои взяли себе что-то из арсенала, так пусть
лучше им достанется, чем врагам Господа, еретикам. К тому же, одну
пушку, отличную, новую полукартауну из хорошей бронзы через офицера
вашего, я предал Вашему высочеству.
Герцог обернулся к господину в мехах и тот подтверждающее
кивнул: да, было такое.
Курфюрст понимающе кивнул пару раз и сделал рукой жест: давайте,
несите сюда.
Тут же господин в мехах взял со стола подушку чёрного бархата,
та была покрыта шёлковой тряпицей. Он сдёрнул тряпицу и понёс её
герцогу. Волков сначала не мог понять, что там, а потом и
разглядел: на чёрной подушке сияла белым цветом роскошная
серебряная цепь из красивых медалей. С гербом дома Ребенрее в
конце.
- Склоните голову, - тихо сказал барон.
И Волков наклонился. А герцог взял цепь с подушки и надел её на
шею кавалера. Вроде, и цепь та была великолепна, и стоила только в
серебре, без работы, талеров пятьдесят, но всё-таки думал кавалер,
слоняясь ещё ниже в поклоне, что денег из Хоккенхайма герцог
получил столько, что и на золотую мог расщедриться.