Я переоделся и шмыгнул в кузницу. Что ж, так я и думал. Чернях
разжег горн, но к работе так и не приступал. Сидел, глядя на меч и
думая о чем-то, словно, чтобы выправить погнутое охвостье, не пару
ударов молота нужно, а какая-то хитрая ковка, прямо что-то
сверхсложное.
Взяв меч, я начал пристраивать его, чтобы нагреть железо, но
кузнец остановил меня:
- Погодь. Разговор есть.
Я послушно присел на какой-то чурбак.
- Скажи, Ада, тебе ничего у нас странным не показалось? - вдруг
спросил Чернях.
"Все тут в вашем мире странное, - подумал я. - Закрытый мир,
которого нет в каталогах, причем насквозь магический - чего уж
страннее".
Но вслух ничего не сказал, лишь неопределенно пожал печами.
- Значит, показалось, - кивнул кузнец. - Да и Ладушка моя
проговорилась - сама мне повинилась. А раз уж так случилось, то
слушай, красавица. Слушай и думай, нужно ли тебе было с нами
связываться.
Я снова издал какой-то неопределенный звук, который хозяин мог
истолковать как угодно. Если ничего не знаешь - лучше ничего
конкретного не говорить.
- Ладушка уже сказала, что у нас была... нет, есть дочь.
Мироладой зовут. Звали... не знаю, как ее сейчас кличут, говорят,
ведьмы те имена, что им родители дали, забывают. Не знаю, кого
винить. Вроде у Ладушки в роду никаких колдунов не было, да и у
меня все - мастеровые. Конечно, железное дело тоже не простое, да
только откуда у девки сила такая взялась - ума не приложу. Но что
есть, то есть - как стала Мирушка невеститься, так и появилась у
нее сила. Хорошо еще, что соседи ничего не заметили. Девка она у
нас умная да скрытная, да и мы с Ладушкой - не простаки.
Подглядели, как дочь то с горшком пошепчется, то с воротным запором
- и те исполняют ее волю, словно живые. Поговорил я с Мирушкой.
Каюсь, сурово поговорил. Впрочем, она меня простила, поняла, что
боимся мы за нее. А как кто узнает? Понять-то поняла, да только
слушать меня не захотела. Я-то приказал, чтобы бросила она все это
баловство, забыла про силу да почаще на парней смотрела,
приглядывая, кто ей милее. А что? С таким приданным, как у нее,
каждый рад будет взять. Но заупрямилась девка. Говорит: "Не
понимаете вы, мамко, батя, что это такое - почуять силу, а потом от
нее отказаться. Не могу. Помру от тоски, иссохну вся, глаза
выплачу, так что только самый последний нищеброд на меня не
посмотрит, а коли посмотрит - так не на меня, а на кузню твою,
батя, да на мамкины сундуки". Долго мы воевали. Я ее уж и запирал,
и вожжами пробовал вразумлять, а все без толку. Плачет, но от
своего не отказывается. Вот тогда я и подумал, что надо судьбу
дочери устроить так, как она хочет. В наших-то землях ведьмой ей не
стать, а вот на севере, у нечистых... У нечистых - так у нечистых.
Что делать-то? Коли другого выхода нет, так и нечистый кумом
станет. Так и порешили мы с Ладушкой. Отведу я Миру в Нечистые
земли, найду ведьминское княжество, о котором все шушукаются, да
попрошу какую-нибудь из тамошних баб взять девку в обучение.
Сказано - сделано. Ну, про то, как мы до гор добирались,
рассказывать не буду. Кабы не мои кулаки да не мирушкина сила -
быть нам или рабами, или вообще мертвыми. Много что в пути было.
Тогда, к слову, я с кумом-лесовиком побратался, во время лесного
пожара, когда я помог ему огонь остановить, а Мирушка дождик
приманила. Но все-таки дошли мы. Нашли ведьм. Меня убить хотели, не
любят там мужиков, ох не любят. Но ради Мирушки простили. Дескать,
негоже обучение с обиды начинать...