– Да, я знаю…
– Ты говорила с ним? – удивился Александр Иванович.
– Нет, мы больше не виделись с тех пор. А что было дальше?
– Я переехал в мастерскую. Тебе звонил, но ты, вероятно, отключила телефон. Потом, когда все же дозвонился…
– Да, я помню…
– Ну и потом для меня начался сплошной, непрекращающийся кошмар…
Голос Шубина задрожал, но, справившись с волнением, он продолжал:
– Я захотел написать твой портрет, но не смог… Помню, я стоял возле холста и накладывал мазки один за одним. То, что получалось, было не моим, понимаешь? – Он закрыл руками лицо. – Словно кто-то другой моими руками водил кистью. Потом я уже ничего не помню… Я пил много… Вообще, в том бреду я мало что помню.
Наташа внимательно слушала его. Значит, она верно думала – с ним действительно тогда случилась беда. Страшная, нелепая…
– Бедный вы мой… – прошептала она.
– Ничего, ничего, Наташенька… Сейчас, слава богу, все хорошо.
– А что было потом?
– Потом я очнулся как-то утром и понял: стою уже на краю. Перешагну последнюю черту – и меня больше не будет… Смогу остановиться – буду жить… Я приехал сюда в последней надежде выжить, понимаешь?
Наташа молча кивнула в ответ. Говорить больше было не о чем, каждый сказал все, что хотел и что должен был сказать. Наташа поднялась с дерева, Александр Иванович – вслед за ней.
– Я провожу тебя, – предложил он.
– Нет! Пожалуйста, не надо, останьтесь здесь, – она твердо посмотрела ему в глаза. – Я сама.
Когда лодка отошла от берега, Наташа вдруг встала со скамейки и повернулась лицом к нему:
– Александр Иванович! – закричала она. – Вы слышите меня? Вас дома ждет жена! Она вас очень любит! Возвращайтесь! Александр Иванович, вы слышите?
Тишина… Ни звука в ответ. Лодка, покачиваясь, медленно поплыла.
Она удалялась все дальше и дальше от берега, и Александр Иванович уже совсем потерял ее из виду. Тогда он уткнулся лбом в ствол старой ели и, обняв ее, заплакал.
Вся его жизнь, такая долгая и такая яркая, неожиданно легла перед ним, словно на ладони. Все события представлялись так же отчетливо, как будто случились только вчера. Он вспомнил все, даже тот далекий день, в самом конце августа. Тогда в Ленинграде стояла небывалая жара, совсем как это бывает в середине лета. От нещадно палящего солнца кружилась голова…