Сыну, впрочем, это все равно, он уже что-то выпрашивает у бабушки, сидящей недалеко, но в разговор не вмешивающейся.
Поговорив еще немного, Георгий Дмитриевич отправляется плавать с маской и ластами, захватив с собой пришедшего в полный восторг сына. Аня остается одна, если можно так сказать про заполненный пляж. Но у Ани именно это чувство – чувство полного одиночества, как будто все люди вокруг находятся в другом измерении, как будто все они бесплотны и, более того, прозрачны. Даже гул голосов и шум моря становятся приглушенными, едва различимыми. Аня сидит словно в невидимой, но очень прочной скорлупке, защищающей ее от внешнего мира. Она внутри себя, и она хочет понять, что же значит для нее Егор. Она пытается думать, но что-то вдруг мешает ей. Это что-то остро впивается ей в спину, это что-то не материально, оно проникает даже сквозь защитную скорлупу, вонзаясь в позвоночник и пробираясь вверх, в шею и затылок, и затем снова спускаясь на спину. Аня неловко и нервно поводит плечами, пытаясь стряхнуть непонятное ощущение. Неожиданно она понимает, что это. Это взгляд. Напряженный, недобрый, пугающий. Аня резко оборачивается, разрушив свою скорлупку, и как будто вываливается в реальный шумный солнечный мир. Ничего. То есть она ничего особенного не видит, никто на нее пристально не смотрит, все заняты собой, своими делами и детьми. И ощущение этого острого пронзительного взгляда исчезло. Но Ане становится почему-то страшно. Страшно посреди залитого светом и теплом пляжа. Страшно среди сотен людей. Страшно до озноба и дрожания пальцев. «Я должна уйти, – решает девушка, – я, наверное, перегрелась. Но, слава Богу, нет боли, иначе я вообще тут сошла бы с ума». Воспоминание о боли, как ни странно, придает ей уверенности. Боли нет – значит, все не так плохо. Но она все равно должна уйти. И она уходит, попрощавшись с бабушкой Мити: «Передайте привет и „до свидания“ вашим мужчинам, пожалуйста. Мне нужно уйти, но завтра я обязательно приду и даже, если хотите, займу для вас с Митей место».
Аня уходит. Выбравшись с жаркого пляжа, она медленно идет по тенистому парку. Не то чтобы здесь было прохладно, но нет нещадно слепящего солнца, и это уже хорошо. Сама того не замечая, Аня сворачивает на дорожку, ведущую не к дому, а в центр города, и осознает это только тогда, когда оказывается рядом с «Дачей Стамбула». Дачей графа Стомбальо. Замедляя и без того медленный шаг, девушка вглядывается в кованые решетки ворот, в мозаичные узоры стен. Со скамейки, расположенной в густой тени старого дерева, поднимается парень: