Ян пыхтя сигаретой доставал из сумки
футляр с запасными очками.
- Вот что, пацаны. - Он водрузил очки
и посмотрел на Никиту с Муратом. - Мне нужно встретиться с ней.
Моравин молча смотрел на Яна,
понимая, что от своей затеи он не откажется.
- Поэтому, - продолжил Болдырев, -
завтра, вас не должно быть здесь. Никоим образом. - Он повысил
голос.
- Заночуешь в своем управлении. - Он
жестко посмотрел на Никиту, задрав подбородок. - Не надо мне
мешать, Никитос. А ты, - он перевел взгляд на Мурата, - там, где ты
живешь. Я должен остаться завтра здесь один.
Никита пожал плечами.
- А ты уверен, что завтра будет
буран? - Спросил он.
- Будет. - Уверенно проговорил Ян. -
Буран должен быть два дня. Это по сводкам. Если не будет завтра, я
буду ждать его до тех пор, пока он не придет.
На следующий вечер, Никита, как и
вчера, проследив, чтобы все рабочие «Белой Степи» были развезены по
домам, направился обратно, в управление. Ему не хотелось думать,
что может произойти с Яном при встрече с матерью, но мысли сами
лезли в голову. Он не мог запретить Болдыреву открыть дверь дома в
этот буран.
Это было его, Яна желание. И он, был
хозяином своей жизни. Днем Ян прислал ему «эсэмэску»: «Никита, не
звони, я отключаю телефон. То, что я делаю - мой выбор».
Мурат остался ночевать у бабушки. Он
стал говорить, видимо сказался новый стресс, который и выправил
психику ребенка. Моравин знал, что не уснет в эту ночь. Буран
начался, как и вчера, почти в то же самое время. Синоптики дали
точный прогноз.
Никита стоял у окна своего кабинета и
курил одну сигарету за другой в ожидании, когда закончится буран.
Едва вьюга стихла, он почти бегом бросился к дому Ерголиевых. В
окнах горел свет. Дверь была открыта настежь, и в прихожую намело
снега, так, что невозможно было пройти. Моравин принялся
отбрасывать снег руками, не ощущая холода. Потом, к нему
присоединились еще двое соседских мужчин с лопатами. Они рыли
молча, понимая, что произошло, и совершенно не веря в благополучный
исход.
Ян лежал посередине прихожей. Его
светло-голубые глаза были широко раскрыты, и под стеклами очков
казались огромными. Лицо было белым, как снег, который был повсюду.
Дышал Ян или нет, определить было сложно.
- Ян! - Прокричал Никита.
Расстегнув ворот рубашки Болдырева,
он заметил, что куда-то пропали амулеты, обязанные хранить своего
обладателя. Лишь на бледной жилистой груди остались ожоги в виде
крестика, овала и полумесяца.