Паштет вздрогнул от неожиданности.
– А что это такое? – спросил он. На короткое время даже
подумалось, что эти гмохи-копатели потому и занимаются этим делом,
что есть у них связь с прошлым временем напрямую.
– Для аномалий еще условия не те, – тягучим загробным голосом
прогудел Капелла.
– А какие условия нужны?
– Во-первых, должно быть темно совсем. Во-вторых, должны ухать
совы и филины... – скучным инженерским тоном перечисления задач
технического условия простенькой работы принялся выговаривать
Петрович.
– Волки должны выть! – дополнил один из безлошадных, жуя
шашлык.
– Ветки в костре зловеще трещать и сыпать искрами, – добавил
другой.
– И в-третьих, должна заканчиваться выпивка, что придаст окрас
особой трагичности и безысходности, – закончил Петрович.
– Понял, – сказал Паштет, хотя на самом деле не понял.
– Так вот, про жетоны. Нет у немцев никакого интереса к
опознаванию и перезахоронению своих родичей.
– Погоди, я не в теме, но сколько раз слыхал, что немцы
очередное кладбище для погибших в ту войну соорудили, – сказал
чистую правду Паштет.
– Ты не путай общественную шерсть с частной. Немецкая
организация «Фольксбунд» перезахоранивает только официальные,
имеющиеся у них в документах, войсковые кладбища. На это ей и
деньги дают. А теперь прикинь, – когда немцы делали свои войсковые
кладбища со всей документацией? – спросил Капелла.
– Когда могли, – пожал плечами Паша.
– Ну-э-э, правильно. А могли они все эти условности соблюдать
только в начале войны, пока наступали, ну-э-э, или на спокойных
участках фронта. Тогда и гроб, и венки, и печальные товарищи с
постными рожами фотографируются, и крест с каской, и салют, и
капеллан с отходной. Теперь прикинь, что потери лютые, людей в
окопах не хватает, потому гробовщик – лупит из винтаря, а не
досочки стругает, и то, если жив еще… А потом те, кто уцелел,
драпают километров 200 на запад, бросая оружие, раненых и технику.
У них будет время павших камарадов хоронить, как положено?
– Вряд ли, – согласился Паштет.
– И получается, что падаль должны прихоранивать либо наши
армейские, либо колхозники. А они документацию блюсти не будут,
особенно колхозные. И получается, что у немцев есть официально
захороненных порядка двух лимонов, и куча неофициальных, которых им
хоронить никак не получалось по причине усиленного драпа на Запад.
А теперь главный вопрос – на хрена им с неофициальными
возиться?