Развернулся
и размашистым шагом, как человек, чем-то сильно разозленный,
покинул трактир. Похоже, прознав о происшествии, старик быстро
сложил два и два и тут же принялся разыскивать купца, сделавшего у
него заказ, чтобы отдать деньги.
Купчина
ошарашенно посмотрел по сторонам, словно спрашивая, как это все
понимать. А что тут неясного? Прежде чем пнуть незнакомого
человека, который тебе ничего не сделал, подумай, стоит ли оно
того. Не выйдет ли тебе это боком.
Стражники и
трактирщик злорадно ухмылялись.
— Ох,
купец, и как только ты состояние-то себе нажил, — покачал головой
капрал. — Сдается мне, с местными торговцами у тебя дела не
сладятся, и у ремесленников наших ничегошеньки не купишь. Так что
возвращайся к себе в столицу или следуй куда следовал. До вечера,
Адам.
— В ночь
сегодня? — искренне удивился трактирщик.
— Жак
приболел, придется подменить.
— Ну тогда
до вечера.
Купец, про
которого все словно позабыли, посидел еще с минуту, потом встал,
нахлобучил на голову берет и с недовольным видом вышел на
улицу.
Вскоре
Адаму уже было не до купца с его непонятными требованиями. Пусть
радуется, что все так удачно для него обернулось. Грэм, в сущности,
прав. Побили бы купчину, как пить дать. Может, насмерть и не забили
бы, но без увечий не обошлось бы. А тогда жди беды. Такое началось
бы… Впрочем, некогда об том думать — вон работники толпой повалили.
Пообедают быстренько — и опять на работу. Те, кто поприжимистей,
носят снедь с собой, но хорошие работники предпочитают расстаться с
мелкой монетой, нежели перебиваться в сухомятку куском хлеба да
сыра. Тот, кто работает от души, предпочитает и хорошо питаться. К
тому же вскладчину куда выгоднее получается.
Наконец
поток схлынул, и трактир снова погрузился в полудрему. Редко кто
заглянет опрокинуть кружечку пива. В других трактирах есть свои
завсегдатаи, забулдыги распоследние, которые ради выпивки готовы
последнюю рубаху с себя снять, но здесь такого не водилось. Ныне
покойный отец Адама, прежний хозяин трактира, после переезда сюда
начал было их привечать, наливать в долг, как раньше на прежнем
месте, да только матушка Аглая (тогда еще совсем молоденькая, да и
матушкой ее никто не величал) воспротивилась этому. Стала сама не
своя: и без того вечно хмурая, а тут еще трактира начала
сторониться. Уйдет на улицу без кусочка хлеба и весь день ходит с
ребятишками. Те вокруг нее вились. И ночевать не идет, а ведь у
самой грудничковый младенец на руках. Всякий раз, когда она
пропадала, отец Адама на дыбки взвивался, лично по улицам бегал,
разыскивал ее и с трудом упрашивал пойти домой. Но та упиралась до
последнего, требуя выпроводить всех пьяниц. Трех раз оказалось
достаточно, чтобы путь сюда забулдыгам был заказан
навеки.