Однако,
несмотря на неоспоримое кровное родство будущего младенца и короля,
была необходима еще одна малость — чтобы король признал
ребенка. Нет, не объявил его наследником или принцем, достаточно
было простого признания, что отцом незаконнорожденного является он.
Ни о каких привилегиях и титулах речь не шла. Сейчас это не
принесло бы никакой пользы, но если Гийом Второй не сможет
обзавестись наследником, у бастарда будет полное право занять
престол. Это позволит в будущем избежать гражданской войны. Если
подобное случится, Несвиж проиграет в любом случае и будет
обескровлен настолько, что его попросту разорвут на
части.
Кронпринц
не был способен зачать ребенка. Это не афишировалось, но было
фактом, пагубная склонность к мужеложству делала это
практически невозможным. Был еще вариант — если сам король Берард
переступит порог спальни своей невестки. Но в настоящий момент это
еще менее вероятно, чем зачатие наследника Гийомом. Берад
по-настоящему ослеплен Бланкой и не помышляет об иных
женщинах.
С
появлением новой фаворитки все прежние тут же были отправлены в
отставку и, мало того, высланы прочь из дворца. Берард, потеряв
голову, пренебрегал даже королевой. Та окончательно превратилась в
полновластную владелицу своих покоев, на которые больше никто не
претендовал. Все это не нравилось бефсанским баронам и там зрела
смута. Это графство так полностью и не вошло в состав королевства,
являясь автономией и верным союзником Несвижа.
Бланка
решительно отстранила в сторону баронессу и шагнула в коридор. Та
не отважилась применять силу, опасаясь, что подобное противостояние
может отрицательно сказаться на состоянии виконтессы. Ей оставалось
лишь семенить рядом с Бланкой, устремившейся к выходу на конюшню, и
пытаться достучаться до ее благоразумия. Скорее всего молодая
упрямица добилась бы своего, если бы на ее пути не возник высокий и
крепкий, как вековой дуб, мужчина:
— Доброе
утро, леди Бланка.
— Барон
Гатине? Вижу, на этот раз вам удалось избежать опалы и остаться при
дворе, — слегка ехидно улыбнулась девушка.
Не надо
быть гением, чтобы понять: между этими двумя пробежал матерый
черный и кот. Впрочем, об этом не знал разве что глухой и слепой,
для всех остальных, кто имеет хотя бы малейшее отношение к
королевскому двору, это не является откровением. Барон —
единственный, кто осмелился высказать в глаза королю свое отношение
к его новому увлечению. Пренебрежение, выказываемое королеве, могло
самым негативным образом сказаться на отношении дворянства Бефсана
к королевской власти.