А что было понимать? Да и как можно это понять? Тем более
привыкнуть. Двадцать семь молодых людей. Было. Сильных и здоровых,
умелых и резких. Жить бы им и жить на радость. Сколько бы они с
девчонками детишек нарожали и вырастили. Но судьба рассудила по
другому, сначала свела всех вместе. “Надлежит прибыть…, проездные,
вч…” А потом раскинула свои кости. Да какое там жаловаться! Все
пришли сами, как и я. Никто никого не заставлял. Только решали
потом не мы. Она сама определила, кому из нас жить, а кому и …
Кысмет. Их не стало. За короткое время. Сгорели в этом огне.
Сгинули. Кадр снова перед глазами. Мы на взлетке, радостные лица у
всех, шутки, анекдоты, сигаретки...
Обсуждали. Планы, желания, дом, семья. И… За нас все решили.
Оставались какие то вещи после, которые крутишь потом в руках, не
понимая зачем так, почему? Вещи вот есть, а их... Кажется, что вот
вот сейчас откинется полог у палатки и войдет их хозяин. Ну не мог
же он вот так просто все оставить. Душит что то сказать. Комок в
горле. Пугает, что надо сказать. Себе и тем, кто остался. И
молчишь, с трудом проталкивая в себя воздух. Все они улеглись друг
за другом от того каменистого плато на перевале до ... Мои братья.
Все. Ушли. Кто делил с тобой все. Прикрывал спину. Улыбался.
Выслушивал и поддерживал. И что мне осталось. Краюха черного хлеба
в руках...
Каждый раз, когда кто то из них погибал, в душе у меня что то
обрывалось. Какая то струна. А на ее месте, на ее месте ничего уже
не было. Только пустота. И ладно бы, если так. Ладно. Но в этой
холодной пустоте я чувствовал, вызревало что то такое. Которое до
дрожи. До тошноты. Страшное. Сначало вымораживало внеземным
холодом, потом кошмарами по ночам. Возвращаясь утром тихой апатией.
И крепкое пилось как вода. Не отпускало. И каждый вечер я закрывал
глаза и терпеливо ждал. Они приходят ко мне, мои братья. Молча
садятся рядом, выслушивают, обсуждают что то, смеются, мол рано еще
тебе с нами, брат! Терпи мол, а лучше найди себе бабу погорячее,
чтобы душа оттаяла и тело отпустило. Чтобы такая! Самая самая!
Отмахивался. Снова пил снотворное горстями, потом просто спирт,
чтобы не слышать, потом и спирт со снотворным. Чтобы не так болело
и жгло на душе. А она тем временем, пустота, росла и
приглядывалась, оценивала и взвешивала. А потом в один момент
пришла сама. Заглянула, так сказать, на наш костерок. Одарила по
царски безвременьем. И поселилась частью, осталась. Верно сочла,
что достоин ее внимания и присутствия...