Но будь он проклят, если пойдет проверять. Он сейчас до родника,
что в сотне ярдов отсюда, не доберется, не споткнувшись по дороге.
Не прошел бы посвящение чистильщиков, раскрывающее истинные
возможности тела и разума, сдох бы уже с полчаса как, вытянув в
исцеляющие плетения все силы. Досуха. Впрочем, если чистильщики
действительно мертвы, до города прежде твари он не успел бы, даже
если бы был полон сил.Альмод пожал плечами.
— Все в руках Творца. Мы можем разве что молиться.
— Ссс…волочь. Сама… пойду.
— Вперед, — фыркнул он. — Не держу.
Отвернулся, стягивая рубаху. Вылезать переодеваться под дождь он
не собирался. Эка невидаль, голый мужик в шрамах, можно подумать,
она к своим — двадцати? — ничего подобного не видывала. А не
видела, так отвернется. Не до стыдливости, тут в штанах бы не
запутаться да не свалиться, прилетев лбом в косяк, или, того хуже,
в камни очага.
За спиной всхлипнули. Альмод обернулся. Девчонка сбросила одеяло
и пыталась сползти с лежанки — у нее получилось только сдвинуться
на пару дюймов. И плакала.
Он вздохнул. Наклонился за одеялом — чтобы выпрямиться, пришлось
опереться на лежак. Произнес так мягко, как только мог:
— Думаю, все хорошо, и твои соратники живы. Но даже если я
ошибаюсь… прости, но добраться до города прежде твари я не успею.
Никто не успеет.
Он снова укрыл ее одеялом. Не будь она чистильщицей, усыпил бы,
и вся недолга. Ему самому безумно хотелось свернуться калачиком на
сундуке и провалиться в темноту. Только все-таки переодеть
промокшие под дождем штаны. И развести очаг, спалив то, что
осталось от одежды девчонки, и заодно кровавый плевок. И образцы…
совсем он ума лишился с устатку: чтобы сжечь образцы, пламя должно
быть ярко-желтым, такого без плетений не получить, а плести он
неспособен.
— Ты сражался… Так почему сейчас?..
— Дурак, вот и влез, — буркнул Альмод. Сунулся в ворот свежей
рубахи. Будь проклято женское любопытство. Языком еле шевелит, а
туда же, почему да зачем. — А сейчас от меня и вовсе толку, сама
посуди… — Он зажег светлячок, тот снова мигнул и погас. — Умеешь
молиться — молись. Хотя лучше просто поспать. Нам обоим понадобится
много сил.
— Свейн назвал тебя заговоренным.
Альмод пожал плечами. Снова отвернувшись, начал стягивать
штаны.
— Что… — Она осеклась.
— Не хочу спать в мокром.