Год с того дня, как он объявился в этой дыре, демоны бы ее
драли.
Год с того дня, как погибла Тира.
Какого рожна он потащился обратно в город вместо того, чтобы
допивать вино? Оставалось же… Искать будут — да кому он нужен, его
искать? А и не найдут, покойником больше, покойником меньше, мало,
что ли, их, в пьяных драках подохших?
Видел ведь, что тучи низкие, решил, что если дождь и пойдет, не
растает, не сахарный. Заодно и голову освежит. Освежил, умник!
Он саданул кулаком по стволу ближайшей осины. С листьев стеной
ливанула вода, промочив до костей. Альмод открыл было рот, чтобы
помянуть дождь, дятлов, крылатых и двуногих, деревья и собственную
глупость, и осекся на полуслове, услышав крик.
Тот полный муки, лишенный разума крик, который издает человек за
миг до того, как перестать быть живым.
Он бездумно рванулся на звук. Остановился, не сделав и двух
шагов. Какое его, собственно, дело? Ну, нарвался кто-то на медведя
— косолапый жил неподалеку, и у них с Альмодом было перемирие,
основанное на взаимном уважении. Или просто зверю до сих пор было
что жрать, и он не связывался с двуногими. Что бы там ни случилось,
помочь уже точно не поможешь. Некому.
Но закричали снова — на этот раз женщина. И столько ярости было
в этом крике, что Альмод забыл обо всех доводах разума и помчался
туда, на крик, отчаянную ругань в два… нет, в три голоса и…
Гудение пламени. Он остановился, точно влетев в дерево. Не может
быть. Двинулся вперед, теперь медленно и осторожно, но тело не
слушалось, то и дело порываясь сбиться на бег. Снова застыл, когда
ветви поредели, став почти прозрачными.
Ярдах в десяти, посреди поляны на берегу лесного озера
бесновалась тусветная тварь. Плотное, переливающееся стеклянным
блеском тело, мечущиеся хлысты-щупальца. Совсем рядом с тварью
лежал человеческий костяк. Вот, значит, что это был за крик. Трое
еще сражались. Двоих он знал.
Не удержат — Альмод понял это сразу, едва глянув на
чистильщиков. Спроси его кто, с чего он так решил, пожалуй,
ответить бы не смог. Просто знал, чуял тем нутряным чутьем, что не
раз выручало его и его отряд. Может быть, по тому, какое лицо было
у Хильд, когда с ее рук слетало пламя — она уже сама была уверена,
что мертва, и продолжала драться лишь потому, что знала — смерть
будет очень, очень болезненной. Может, по тому, как тяжело поднялся
клинок в руках Свейна. Похоже, бой шел уже давно, изрядно измотав
людей.